Один из пиконосцев, идущих рядом с Яэлем, больше походил на помощника конюха, чем на воителя. Он заметил Яэля в строю.
— Менестрель! — окликнул тот парень через лес поднятых копий. — Спой нам песню о сражении.
Горло Яэля пересохло. Страх лишил его голоса. Он продолжал потеть, маршировать и молчать.
— Спой боевую легенду! — призвал ещё один. Другие тоже присоединились. — Спой! Спой!
Яэль поглядел на их отчаянные лица. Он увидел такой же пот, такой же страх, как и у него самого. Он запел «Победу Красного Короля», его голос понизился и подстроился под маршевый ритм. Люди вокруг него тоже начали петь. Это была известная песня о любимом короле, который отправился в бой без доспехов, но перебил сотню врагов. Его гнев был столь велик, что ни один враг не смел к нему приблизиться. Его настоящей бронёй стала отвага и благородный дух, и так он уцелел, одержав в тот день победу.
Воины Шарока маршировали прямо на несметные рати готианцев. Налетающие грифоны тревожили ряды колоссальных пауков. Рыцари вонзали копья в округлые бока чудовищ. Паучьи бестии выплёвывали в небо серебристые верёвки паутины, сбивая наземь рыцарей и грифонов. Готианские пикинёры смыкались вокруг упавших, тут же закалывая их.
Надвигающиеся армии сближались всё больше. Они должны были встретиться точно в центре долины. Готианские знамёна с пауком колыхались на осеннем ветру, а жёлтые стяги со Львом и Ястребом струились им навстречу. На некотором расстоянии лучники с обеих сторон начали стрелять. Залпы вылетали в небо чёрным ливнем колючей смерти. Пешие воины остановились, опустились на колени и прикрылись поднятыми щитами. Когда стрелы упали, пехотинцы поднялись и двинулись дальше. Ещё один залп в небеса и пехота снова остановилась, подняв щиты. Солдат рядом с Яэлем получил стрелу в глаз и мгновенно умер.
Снова и снова падали стрелы, пока два войска не сошлись в натиске вопящих, атакующих пикинёров. Тогда больше не осталось смысла в строе и порядке, и началась настоящая бойня. Ужасные пики готианцев пронзали их противников, распарывали им бока, выпускали внутренности наружу. Другие же прикалывали воинов к земле, обездвиживая их в муках. В таких случаях готианцы вытаскивали ятаганы и срубали раненым головы.
Яэль мог бы выбросить пику и трусливо сбежать из битвы, но напирающие сзади солдаты делали это невозможным. Так что пришлось идти прямо на лес зазубренных и блестящих клинков, нацеленных ему в лицо и живот. Готианские пики были преувеличенно шипастыми и крючковатыми, чтобы нанести побольше повреждений. Вопли усилились. Умирающие люди кричали и хватались за выпущенные на землю кишки, когда другие втаптывали их в грязь.
Оказавшись теперь первым, Яэль столкнулся с завывающим готианским пикинёром. Подобно им всем, вместо металлического шлема он носил чёрный тюрбан. Он ударил своим крючковатым копьём в Яэля, который подставил щит и ткнул вперёд своей собственной пикой. Он целился прямо в тюрбан и отшатнулся, когда наконечник его пики пронзил плоть и кость. Готианец умер, с хлынувшей из носа кровью, упав на колени.
Другой готианец рубанул ятаганом по голове Яэля. Щит менестреля остановил кромку лезвия. Пика Яэля застряла в черепе мертвеца и поле боя было слишком переполнено, чтобы применять такое длинное оружие. Яэль схватился за рукоять своего палаша. Ятаган снова летел на него сверху вниз. И опять щит спас ему жизнь. Рука Яэля под щитом онемела.
Яэль выхватил здоровенный клинок из ножен.
Он оказался гораздо тяжелее рапиры, которую он использовал в фехтовании. Ятаган опять грохнул по щиту и скользнул вбок, резанув незащищённую ниже плеча руку. Мелкий, но болезненный порез.
Яэль изо всех сил ткнул вперёд остриём палаша, как делал это пикой. Он попал противнику в голень и готианец взвыл. Яэль толкнул его щитом, сперва опрокинув врага назад, через труп и навалившись на него сверху. Он вонзил меч в брюхо готианцу, достаточно глубоко, чтобы достать до земли под ним и увидел, как глаза врага закатились. Казалось, необъятная тишина пала на него посреди ревущего хаоса.
Яэль уставился в лицо человека, которого убил. Всего лишь юнец, по крайней мере лет на десять моложе его самого. Быть может, силой рекрутированный в султанское войско. Его кожа была смуглой, темнее, чем у большинства шарокцев, а глаза — чёрные озёра света. Но свет быстро исчезал, пока не осталась лишь безжизненная плоть под трясущимся телом Яэля.
Время замедлилось так, что каждое мгновение растянулось в вечность. Рёв битвы уподобился в Яэлевых ушах рёву океана. Брызги алой крови разлетались в воздухе, словно крохотные самоцветы, расплёскиваясь по грязной земле. Повсюду вокруг него лежали мёртвые юнцы, их головы, сердца и животы были вскрыты, изливая в чёрную грязь красные тайны бытия. Белели древние кости, торчащие из почвы — остатки какой-то исторической битвы. Сколько же костей, сколько черепов наполняло землю под этой долиной? Почву здесь удобряло само разлагающееся человечество.