ДИПЛОМАТЫ
ДИПЛОМАТЫ
Боже, какой грим! Кожа серенькая с прозеленью, ушки остренькие, глазки подведены так искусно – любая позавидует. Девчонки вообще за ним бегать должны. Не по дурной влюбленности, а чтобы адресок визажиста достать. И кажутся те глазки огромными, бездонными и чуть растерянными. Мнется он как неродной, словно случайно попал на ролевуху. А еще этот доспех кожаный с фосфорицирующими рунами. Вот ведь, нашелся доброжелатель, который так его расписал и сюда притащил. Видно же, что случайный парнишка, не из этой тусовки.
Да и данные у него ничего так, вполне в роль вписываются: рост под два метра, а кость тонкая. И взгляд, взгляд... Эх, где мои семнадцать лет! Прошли, пролетели, когда о ролевухах и слыхом никто не слыхивал. Когда таких вот мальчиков иначе как пижонами не называли. Потому что у них тогда не эльфы с орками в голове крутились, а джаз и рок-н-ролл. И даже Профессора аполитичным считали, потому что тьма у него с востока наступала. Да кто тогда слышал о Профессоре?!
Смотрю на него и пытаюсь вписать в то восприятие, что было, да прошло. И никак. Не было в моей молодости таких героев: серокожих, хлестких, сильных и ранимых одновременно. А он все мнется. И взгляд дикий, дикий... словно понять не может, куда попал. Так и стоит особняком, даже на отвязных девчонок нервно реагирует, шарахается.
Жалко мне его стало.
- Мальчик, ты чей? – спрашиваю.
- Леди?
Это он мне? Приятно-то как! Нет, для самой себя я все еще леди – где-то там, в остатках былой роскоши, в промельке забытого самоуважения, в смутных воспоминаниях о уже не моей жизни. Но ему-то откуда знать? Или просто воспитанный?
Опускаю глаза долу, словно девчонка. Хорошая все же у нас молодежь. Встречается. Эти вот тоже, ролевики. Могли же нас погнать с пустыря, полицию вызвать, но нет – пришли, поговорили, еще и подыграть предложили. Даже ящик водки поставили Сивому. Чтобы те, кому жизнь уже не игра, а предсмертие, тихо проспали время шабаша. А мы – я, Пантелеймоныч, Доцент и Гиня – поддались искусу, захотели... да что греха таить, подзаработать наши мужики захотели. Им организаторы денежку какую-никакую пообещали. А меня вот кураж одолел. Эх!.. Оттого я сейчас в дранном саване слежу за ролевухой, как болельщик на шахматном турнире. Выискиваю по всему пустырю тех, кто по роли своей помер, не сумев победить, и вою. Вою во всю глотку, что давно уже забыла громкие звуки. Что слова забыла, нормальную человеческую речь. Откуда ей среди нас, бомжей взяться? Мат-перемат да рычание почти звериное. Разве я могла предположить, что доживу до такого?
- Леди? – повторяет серокожий мальчик.
И я пытаюсь вспомнить, как леди должна ответить. Долго пытаюсь. Он хмурится, смотрит на меня недоуменно и даже слегка озлобленно. Выдавливаю из себя слова, сомневаясь в их правильности:
- Откуда ты здесь взялся? Ты не похож на них.
Почему я так решила? Потому что его смущает эта вакханалия? Потому что грим слишком хорош?
- Сам не знаю, - он пожимает плечами, и они опускаются обреченно. – Я был в дипмиссии...
- Где? – переспрашиваю и трясу головой.
Слово врывается в сознание порывом ветра из приоткрытой в прошлое форточки, запахом мира, который утрачен навсегда, мира уже не молодости, но едва расцветающей зрелости, мира сдержанного достоинства, роскошных приемов, трепета острия интриги, словесной эквилибристики на грани судьбоносных решений. Мира, где я была леди.
- Мы ехали в Гондор... – растерянно поясняет мой визави.
- Куда?!! – озноб осознания пробирает до костей.
Зябко кутаюсь в серый саван баньши, выделенный от щедрот организаторами сегодняшнего безумия, и тихо радуюсь, что под ним не по сезону теплый свитер, уворованный Доцентом в секондхэнде из корзины с совсем уж отстойным хламом. Холод напрасно растраченной жизни поднимается изнутри, и только пальцы наивно помнят тепло коленкорового переплета уже тогда раритетного трехтомника, подаренного мужу Макмилланом специально для меня. "Я знаю, ваша супруга любит сказки. Ей должно понравиться", - сказал тогда премьер. Профессор еще только начинал свое триумфальное шествие по миру.
- Это людское царство... если вы знаете...
- Знаю, - отвечаю, сама не понимая, зачем.
- Ну вот... – он молчит какое-то время, словно пропуская через себя воспоминания, пытаясь упорядочить их. – Путь неблизкий... – и снова замокает. А я жду. Мне нравится его вера, его одержимость. Мне вообще этот мальчик нравится, хоть я никогда в этом не признаюсь. Что им до нас и наших оценок? Умная, хорошо воспитанная молодежь танками равнодушия пройдется по забытому величию люмпенов новой эпохи так же жестко, как отморозки девяностых. Просто сделает это вежливо и оттого еще более цинично. Я даже не стану их оплакивать – давно разучилась. Я сама уже прошлое, как не подлежавший ввозу на родину трехтомник, ныне оживший в фантасмогорическом действе. Настоящее играет в ролевые игры, мня себя эльфами и гендальфами. – Там был бивак, - выдергивает меня из размышлений серокожий. – Я так и не понял, чей. Охрана напряглась. Хотела погнать нас дальше, чтобы организовать стоянку в другом месте. Но все устали. Ур-Суртай разозлился и велел устраиваться на ночлег. Сказал, что нам нет дела до других путников, а подойдут – он лично всех в капусту покрошит. Так и решили... Ужин приготовили, поели... Все нормально было... Только мне не спалось... Я не далеко ушел, правда! Но там...