- Да уйдут они, уйдут! - отмахиваюсь. – Но можно же просто дать им уйти – и все. И не будет светлых. Но и трупов не будет.
- Каких трупов? – он растерянно хлопает своими глазищами.
- Там война. Игрушечная, глупая. Но ты же дипломат, да?
- Да...
- Так останови ее, эту войну. Я не хочу оплакивать павших.
- В игрушечной войне?
- Умирают всегда наяву. Даже если остаются жить после этого.
- Как вы, леди? – спрашивает он вдруг и смотрит в душу.
Зачем, мальчик, зачем?! Я ведь не прошу у тебя воскрешения. Мне некуда возвращаться, не для чего жить. Мое помоечное посмертие не интересует никого, даже меня саму. Вот свитер теплый, спасибо Доценту. А большего мне не надо. Я ведь даже на свою порцию водки не претендую. Плохо мне с нее. Плохо? Получается я за эту пародию на существование как-то цепляюсь? А он увидел? Почувствовал? Странный мальчик. Я не хочу его бояться, но что-то скребется по спине неприятным холодком.
- Будем живы – не умрем! – отвечаю расхожей идиомой, пряча ужас под бравадой.
Интересно, а дипломаты, отправляющиеся в Гондор, ее знают? Мальчик молчит задумчиво.
Когда мы добираемся до северо-западного сектора, игра уже перешла в мордобой. Всем весело. Даже Гиня оккупировал ветку единственной на всю пустошь ольхи и болоболит что-то с азартом спортивного комментатора. Доцент втихаря прикладывается к бутылке, наблюдая за потасовкой со стороны. А Пантелеймоныч не устоял. Уже дважды. Сначала, когда полез в драку, а потом – когда получил в зубы так, что теперь не может подняться. Как бы не затоптали в общей свалке. Вот его мне точно оплакивать не нужно! Я напрягаюсь и даже не сразу понимаю, что мой юный спутник дергает меня за балахон.
- Что я должен сделать?
А глаза такие напуганные и наивные-наивные. И я понимаю, не видел этот серокожий ребенок крови. Даже такой, что сопливой юшкой заливает лица в пароксизме вседозволенности. Ничего он не видел, этот юный дипломат, выросший под родительским крылышком и постигавший искусство интриги по книгам.
Книги!
Мое сокровище совсем недалеко, нужно лишь обогнуть безумную баталию слева, да и то всего на четверть. Вездесущие ролевики едва ли обратили внимание на наполовину вросший в землю канализационный люк. Это я знаю, что под наплывом почвы ничего нет, сломан тяжелый диск крышки. А еще знаю, на какую точку надавить рычагом, чтобы она легко отскочила.
- Идем, - тяну я за руку своего спутника, - сначала я сделаю тебе подарок.
- Сейчас? Зачем? – он недоумевает.
- Потом ведь может быть поздно, а я так хочу.
- А как же...
Но я не слушаю, а мальчик слишком растерян, чтобы принимать собственные решения. И мы бежим, уворачиваясь от беснующихся в пылу сражения игроков. Бежим быстро, потому что бойню нужно остановить, а сделать это можем только мы. Нет, он, мой новый серокожий друг, который верит, что ехал с дипмиссией в Гондор. А я? Я верю ему? Да плевать на все! Да!
Падаю в пыль, радуясь, что игра сюда не докатилась. Подходящая ветка находится быстро, и крышка люка отваливается в сторону. Книги я спрятала в этот тайник две зимы назад, когда Сивый экспроприировал на растопку костра всю имевшуюся у жителей свалки бумагу.
- Держи, дипломат, - протягиваю ему двухтомник «Государя».
- Что это?
Я не отвечаю на дурацкий вопрос. Вместо этого требую:
- Проверь, сможешь ли прочитать.
- «Tutti li stati, tutti e’ dominii che hanno avuto et hanno imperio sopra li uomini, sono stati e sono o repubbliche o principati», - начинает он с третьей или четвертой страницы и вскидывается: - Что такое «республика»?
- Отлично, понимаешь, - усмехаюсь. – Потом разберешься, там в тексте все есть.
А жадность тем временем борется с любопытством и желанием дарить. Как же давно я не отдавала! Не раздаривала себя и жизнь, ее блага, такие неважные, но нужные кому-то... например, ответным жестом на подарок Макмиллана стало первое издание «Подростка». Премьер обожал Достоевского и за такой презент согласился даже устроить мне встречу с Профессором...
«Моя прелесть» завернута в кусок добротного армейского брезента. Даже просто раскрутить обмотку страшно. Столько всего связано с этой драгоценностью! Сколько нервов было потрачено на нелегальный ввоз в страну этих книг! Муж негодовал, но я стояла на своем. Подарок Макмиллана. Раритет. Любимый сдался. Мы придумали комбинацию. Ради того, чтобы я хранила это сокровище в канализационном люке. Впору засмеяться, но мне хочется плакать. От самого факта существования этих книг. От того, что я готова их отдать. Серокожему ребенку. Мальчику, который считает себя дипломатом. Орку.