Пой со мной, серокожий красавчик, пой со мной! Ты еще станешь дипломатом. Прочитаешь Макиавелли и ужаснешься его цинизму. А потом возьмешь его догмы на вооружение.
Пой со мной! Потому что в заветном трехтомнике тайна, которая сокрыта в вашем мире, а ты будешь единственным, кто ее постигнет.
Пой со мной, потому что мы уходим!
Ты – туда, где дарованная мной истина переплюнет казусы интриги, еще себя не осознавшей, туда, где не постигли танцев лжи и прочих изысков дипломатии.
А я... Я просто ухожу. Пора. Да! Серая лужа, как Серая Гавань поглотит меня неизвестным завтра. Я не верю. Я не надеюсь. Я прощаюсь. Навсегда.
Что это за корабль? Кто машет мне со сходней?..
НОЧЬ ВЕДЬМЫ
НОЧЬ ВЕДЬМЫ
Ночь...
Луна, словно сыр, крысолаком из мышеловки изъеденный – осторожненько, нежненько, с ехидцей и вложенным мастерством. То есть так, чтобы не сработал убийственный зажим, не зашиб нечисть. Тоненькая луна. Новорожденный месяц. Хорошая ночь для ведовства. Вдвойне хороша, потому что последнее новолуние перед равноденствием, последний привет уже сдавшегося холода, последний...
Смеется. Есть что-то саркастичное в изгибе едва народившегося месяца. Шальное такое. Насмешливое, хулиганское. Манящее. Напоминающее.
Есть!
Смеюсь. Не снять платка расписного, не распустить кос. Нет ни того, ни другого. Есть лишь еще не совсем теплый ветерок, что печально ласкает тонкими пальцами постаревшее лицо. Есть лишь смешливый демон луны, зовущий ворожить.
Привет тебе!
Почки, набухшие на прутиках ивы, недоуменно тычутся в ладони, как слепые котята. Не понимают, что их ждет.
Сонные караси в рукотворном прудике дивятся таинственному свету. Откуда им знать, что луна заигрывает с растерянной ракитой только для того, чтобы мне захотелось расправить крылья. Кожистые, тонкие, сильные!
Да!
Трепещут, дрожат веточки, почувствовав ведьминскую мощь, выгибаются дугами. Серебрит почти лысую кожу нетопыря отраженный свет воды и чешуек безмозглых рыб. Вскидывает ветку в протестующем жесте старая мушмула: «No passaran!» Но даже понять не успевает, как лишается конечности. Шипя, как выпущенные на волю из выхолощенного террариума змеи, ветки ивы оплетают ее пушистым хвостом будущей метлы. В каждом прутике – летучая мышь. Вы, считающие лошадиные силы моторов ваших авто, завидуйте! Две тысячи нетопырей в одной метле ведьмы!
Привет тебе, месяц! Твой сарказм слишком жидок для этой ночи! Очнись! Разве не ты завел всю эту канитель?! Но нет, он все еще думает, что выше суеты. Дурачок! Я ведь приду. Мы придем. Мы, неспящие. Мы, ищущие. Мы, верящие. Мы, уверенные. Ведьмы! Развернем твои слабенькие рожки. Заставим закатиться на восток. Обкусаем настолько, что ты забудешь, как быть полным. Вывернем мир наизнанку. Мы ведь можем.
Ох, не беги так быстро, я все равно до тебя доберусь! Дразнишь, играешь, заставляешь забыть о времени, о расстояниях, о прожитой жизни! Злой в своей наивности, смешной в своем недоверии, страстный в своем отчаянии! Я догоню тебя, рогатый! А догнав, растерзаю и стану смеяться над каждой пролитой тобой слезой.
И тогда нетопыри в моей метле умрут от разрыва сердца, не выдержав ужаса святотатства.
И тогда ветка старой мушмулы скукожится, словно эта весенняя теплынь ударила ее морозом.
И тогда караси спрячутся под камни и не найдут там корней давно погибшей кувшинки.
И ведьма обиженно покосится на разожравшуюся луну и не увидит в ней своего отражения.
И чистый лист Word-а моргнет ничего не понимающим глазом.
И жизнь, как полная луна, скатится к обыденности.
И только крысолак воровато тяпнет за палец босой ноги, напоминая...
Прощай, ночь...
Конец