- Наверное, - не стала спорить Марина. – Но больно было очень. И долго. Я даже надеялась, что прошло уже, шесть лет все-таки... Но даже сегодня...
- Жалеешь?
- Нет, - Марина усмехнулась, сообразив, что сказала чистую правду. Но зачем-то уточнила: - Ты же видел. О чем тут жалеть-то?
- Не бойся, - сказал вдруг ее спутник со странной убежденностью, - он к тебе больше не приблизится, - и после короткой паузы добавил: - Оставь прошлое в прошлом.
Марине стало зябко от этих слов, даже плечами передернула. Снова повисло молчание. На этот раз оно поначалу не беспокоило, но постепенно опять стало разрастаться, мощным прессом давить на плечи, медленно, по капле вытягивая душу. Словно за безмолвием был мрак, готовый поглотить, уничтожить. Точнее, не уничтожить, а развоплотить полностью, не оставив даже памяти. Из-за этого тягостного ощущения девушка не сразу поняла, что тьма действительно сгустилась – они свернули на плохо освещенную улицу. Проулок был недлинным, в конце его весело поблескивал огнями иллюминации знакомый проспект Мира, а там и до Садовой недалеко. Шли вроде правильно, даже угол срезали, но отчего-то стало страшно.
- Знаешь легенду об этом доме? – нарушил вдруг тишину незнакомец, и Марина вздрогнула, заозиралась по сторонам и резко сбилась с шага, а потом и вовсе остановилась.
Длинное приземистое здание освещалось только светом звезд и на фоне слабого сияния городских огней казалось гигантской птицей со сломанными крыльями, тщетно пытающейся взлететь.
- Это... – прошептала Марина, - это...
- Дом Калиостро, так его называют, - незнакомец положил руки в кожаных перчатках на кованую ограду. – На самом деле этот дом принадлежал Гусевым, и они радушно приняли заезжего итальянца. Говорят, дочь хозяина была тяжело больна, и тот очень надеялся, что граф сможет ее излечить. Но Калиостро оказался бессилен так же, как многие до него. Отчаявшийся отец попросил Алессандро хотя бы скрасить последние дни жизни красавицы, чем-то ее порадовать. И граф создал некий артефакт, который в новогоднюю полночь должен был исполнить заветное желание девушки – ведь в этой минуте сосредоточена особая магия. Сам Калиотсро спешил покинуть Россию по приказу императрицы. А наследница не дожила до Нового года... Но артефакт остался. И каждый год, в положенный срок, он готов выполнить свое предназначение. Все остальное время он старается никого не подпускать к себе...
- Ты в это веришь? – Марина покосилась на своего незваного спутника. Рассказчиком он оказался потрясающим. Низкий бархатный голос, из которого исчезли вдруг хрипотца и приглушенность, завораживал. Было в нем что-то смутно знакомое – какая-то напевность, нечеткий ритм этюдов Шопена, убежденная страстность Листа, что-то от музыки деда. И девушка почувствовала, что отступил страх перед мраком и таинственной неизвестностью. Старый особняк больше не пугал, а вызывал некое необъяснимое щемящее чувство сопереживания. И узнавания. Теперь он казался единственным островком покоя в шумном городе, надежным якорем, за который можно удержаться. Как картины старика.
На этот раз смешок прозвучал отчетливо и звонко, усиленный морозным воздухом.
- Джузеппе сказал бы, что вера пресекает путь познания. Тот, кто верит, лишается любопытства, для него все уже предопределено.
- Значит, для тебя это просто легенда? – Марину потрясла презрительная фамильярность, с которой незнакомец произнес настоящее имя Калиостро, захотелось, чтобы он сейчас засмеялся по-простому и ответил что-то вроде «ну конечно!».
Но вместо этого мужчина слегка повернул к ней голову и таинственные глаза его, казавшиеся сейчас совсем черными, сверкнули в свете звезд.
- Это Алессандро так сказал бы... – он сделал акцент на имени. – А я... – он запнулся и вдруг с жаром произнес: - С каждым годом становится все меньше смельчаков! Но даже у тех, кто рискует, почти нет желаний, достойных исполнения! Так скажи мне: стоило ли создавать артефакт на века?!
Девушка отшатнулась. Смысл слов не укладывался в голове, а страстность тона снова напугала ее. Но плечи провожатого поникли, и он сказал вдруг обыденно, снова хрипловато и приглушенно:
- Холодно... Зря мы остановились, ты вон замерзла совсем, - и Марина тут же поняла, что да, действительно, замерзла, ноги вконец закоченели...
Теперь пошли быстро, подгоняли себя, чтобы скорее добраться в тепло. Молчание больше не давило, оно было правильным, нужным. Марина даже не удивилась, когда незнакомец скользнул за ней сначала в подъезд, а затем и в лифт. Если ему так хочется, пусть выполнит свой долг рыцаря до конца и деду сдаст с рук на руки. В гости она его все равно не пригласит. Но едва повернув ключ и толкнув дверь, и думать забыла о навязчивом спутнике – из глубины квартиры лилась негромкая, трепещущая переливами мелодия. Так играть мог только дед, и Марина привалилась плечом к косяку, застыла, борясь с внезапным спазмом в горле. Она даже не придала значения тому, что мужчина, слегка оттеснив ее, решительно прошагал внутрь через прихожую – на звуки музыки. Лишь когда скрипнула дверь гостиной, девушка встрепенулась и, сообразив, что чужой уже в доме, побежала следом.