К дому Калиостро Марина подбежала в уже насквозь промокших туфельках. Калитка ограды, как ни странно, была приоткрыта, но никаких признаков жизни вокруг не наблюдалось. Покрывшее двор белое полотно снега не пересекали ничьи следы, не было слышно веселых голосов шумной компании, так рвавшейся сюда вчера. В здании напротив, похоже, располагался какой-то офис, и все окна были темны. Запал у Марины резко пропал, но почему-то вспомнился дед, который так боялся за свои руки и все равно пошел на фронт – защищать. Ей тоже нужно было защитить – свои желания. Не ради себя – ради него, чтобы он больше не говорил таких страшных слов, не вспоминал о смерти. Девушка медленно двинулась к дому, коря себя, что не спросила ни у сослуживцев, ни у таинственного незнакомца, где же именно в этом огромном особняке нужно загадывать желания. Но оказалось, что ничего искать не нужно. Переступив порог, Марина услышала знакомый звук, но вместо того, чтобы успокоить, поначалу он напугал ее до дрожи. Лишь когда глаза привыкли к темноте, она поняла – чудо находится прямо перед ней. В огромном холле царили грязь и запустение, а напротив входной двери стояли высоченные напольные часы. И они шли! Витиеватый маятник мерно покачивался, отмеряя секунды, и поблескивал всякий раз, когда отклонялся влево – сквозь высокое пыльное окно проникало немного света. Кружевная минутная стрелка почти подползла к двенадцати. Марина впилась в нее взглядом, но очень скоро почувствовала, что, словно в насмешку, стрелка перестала двигаться. Тогда девушка опустила голову.
Первый удар – гулкий, тяжелый, медленный – шарахнул по нервам, пробежал дрожью от макушки до кончиков пальцев, а потом рассыпался нежным легкомысленным звоном переливов, затейливой механической мелодией. Негромкая и ненавязчивая, даже как будто ласковая, она парализовала, приковала к месту, лишив воли, сметя, растворив во мраке все мысли и чаяния, словно проверяя их на прочность, на право быть исполненными. Марина застыла, боясь проявить внешне даже неродную, навязанную переборами часовой музыки дрожь. Взгляд заметался по стенам залы, но вместо часов наткнулся почему-то на вычурную раму, слегка поблескивающую в скупом свете далеких уличных фонарей. Огромный, в человеческий рост, провал в ней клубился тьмой. Вдруг где-то там, в другом мире взвизгнули тормоза, лихой водитель промчался по заснеженной дороге, и фары на мгновение выхватили из темноты старинное полотно. Марина вскрикнула, инстинктивно заслонилась рукой от отраженного луча, а потом встретилась взглядом с таким живыми и знакомыми глазами цвета пожухшей травы. Парадный портрет, единожды поймав свет, теперь словно сам сиял изнутри, и незнакомец на нем, облаченный на этот раз в элегантный черный камзол с золотым шитьем и пышными кружевами, больше не скрывал лица – странного, плывущего, лишенного возраста и какого-либо конкретного выражения. Веселые лучики морщинок подбадривали, словно говоря: «Молодец, что все же решилась». А потом он кивнул на часы, словно предлагая ей вспомнить, зачем пришла сюда. Девушка перевела взгляд и остолбенела. Исходящий от портрета свет превратил стекло в зеркало, и она отчетливо увидела свое отражение. Выпрямленные утром волосы, намокнув, снова завились и теперь обрамляли лицо пушистой шапочкой. Щеки покрывал яркий румянец. Глаза цвета морской волны то ли от испуга, то ли от восторга казались огромными.
- Вот бы дед увидел меня такой! – прошептала Марина.
И только теперь услышала, как затихает последний из двенадцати переливов часового боя. Но как же так! А ее желание?! В глазах на мгновение потемнело от горечи и обиды, а когда возмущенно вскинула голову к портрету, увидела лишь покосившуюся раму и потемневшее от времени полотно, на котором ничего нельзя было различить. Тут она поняла, что стоит оглушающая тишина – за пыльным стеклом часов застыл мертвый маятник – и от этой тишины стало страшно. «Дед!», - пронзила паническая мысль, и Марина сорвалась с места.
Обратно бежала еще быстрее. Высокие каблуки то подламывались, то скользили на новорожденном снегу, но она не могла позволить себе упасть. По лестнице взлетела на одном дыхании, мысленно благословляя себя за то, что, уходя, не заперла дверь. Не останавливаясь, чтобы снять мокрые туфли, ворвалась в гостиную.