- Пыль, - пробормотал он и зябко поежился.
И лишь после этого принялся за изучение тетради. Дверей при ближайшем рассмотрении оказалась всего дюжина, и были они потеряны все. Для лепреконов потеряны. Как и ключи от них. И случилось это из-за неприятной истории, которая произошла, когда фейри решили не иметь больше дела с людьми...
Началось все в Килкенни. Люди тогда только учились строить паровые машины и вдруг обнаружили, что уголь им нужен по зарез и много. Ну и стали вгрызаться поглубже в холмы, чтобы выгрести топлива побольше. Понаехали со всего Альбиона яйцеголовые, принялись приказы отдавать. А ведь старики их предупреждали, что не нужно холмы трогать! Но кто слушал? Копали... Да случилось так, что в одном из тех холмов как раз гостили сами король с королевой. А тут шум, грохот, стук в стены да потолок. Ее величество Титания расхворалась сразу, с головной болью слегла. Ну, его величество Оберон и осерчал страшно, всех этих копателей в холм загнал, да там и оставил навечно. Пак, кстати, с ним был, помогал. Но люди не унялись, принялись копать в другом месте. Королевская чета в Карлоу подалась – а там то же самое. Тут и весточки с севера приходить начали тревожные. Людишки рыли землю везде, беспокоили холмы, рушили обиталища фейри. Вот тогда король эльфов и приказал не иметь больше с людьми дела. Но лепреконам-проказникам никогда закон писан не был. Стали они напоследок всякие каверзы строить – чуть ли не грабежами занялись, чтобы сокровищницы свои пополнить да копателям этим отомстить по-своему. За короля, королеву и отечество. Нашлись и другие фейри, что захотели на последок попроказничать – в основном из молодых да глупых. Оберон это дело не одобрил, велел немедленно всем в холмы уходить. Да только увлеклись лепреконы и не послушались короля. А тот в гневе сам запер все входы, а ключи по миру разбросал, и повелел, чтобы отныне лепреконы жили отдельно от других фейри, клады свои драгоценные охраняли. И вот кто из нерадивых подданных найдет такой ключ в кладе, или просто случайно где отыщет, тот и пройдет в волшебную страну. И только одна дверь из дюжины, которую сможет открыть лишь избранный, приведет всех лепреконов обратно под длань Оберона. А до тех пор жить им самим по себе. С тем и ушел. Сквозь волшебную стену. Он же король, ему можно. Ну, правда, выделил лепреконам дольмен, но с остальной страной фейри никак не связанный, а потому сырой да затхлый. Это ведь эльфы умеют вечное лето вокруг себя создавать, прекрасные леса растить, птичек райских приманивать. А лепреконам такое не под силу. Одного только Пака и взял с собой Оберон за верную службу. Потому-то остальные, осознав свою вину да необратимость последствий, так почитают прародителя. Поговаривают, это именно он упросил его величество совсем уж без дома хранителей кладов не оставлять. Другим-то, кого всего по двое-трое в мире людей осталось, и того хуже пришлось – кто поупрямей, по сей день живет да прячется, а кто нетерпеливый, проживает жизнь за жизнью, умирает, возрождается время от времени в надежде, что сжалится король, да заберет в страну вечного лета. Поначалу лепреконы, конечно, пытались найти ключи. Говорят даже, будто и находили. Да только двери его величество хорошо замаскировал, так просто не отыщешь. А кому нужны ключи без дверей? Так что, неизвестно даже, были ли те находки волшебными ключами Оберона.
- Вот и про тебя наверняка ничего не скажешь, - вздохнул Сиридин и погладил ключ по погнутому стрежню. – Может ты – главное наше сокровище, путь в страну лета, а может – и впрямь безделка, как все говорят, - и снова чихнул.
Прошла еще неделя. Сиридин уже не грешил на пыль, чихал во всю, нос у него распух, глаза покраснели, в горле першило. Старик Калбхак поначалу потребовал, чтобы помощник завязывал лицо платком и не дышал на его драгоценную персону, а потом и вовсе отправил домой, чтобы не разносил заразу. Не иначе, от людей нахватался всяких глупостей. Зря что ли он газеты каждый раз с работы домой таскал!
Сиридин заперся в своей берлоге, зарылся под гору одеял и принялся болеть. Это было очень неприятное занятие! Простуженный лепрекон никак не мог согреться. Даже яркие клетчатые пледы из шерсти тонкорунных северных овец не спасали в промозглой сырости дольмена. Трясясь в ознобе, боясь даже нос высунуть из многослойного кокона, Сиридин мечтал о лете – о вечном лете страны фейри под сенью магии Оберона. А еще он мечтал, что найдет дверь в эту прекрасную страну – и не просто дверь, а самую главную - откроет ее своим ключом и присягнет его величеству на верность. А следом за ним и все хранители кладов – ведь его ключ наверняка самый главный из двенадцати. И его, Сириндина, имя будет вписано в историю племени золотыми буквами, совсем, как имя Пака. От этих мыслей бедному больному становилось немного легче, и он даже начинал надеяться, что скоро поправится.