Он вернулся за час до рассвета и привел с собой больше двадцати своих, вооруженных до зубов приятелей. Я проснулась от грохота выстрелов, за какое-то мгновение до того, как в моей комнате взвыла сирена. В эту ночь дежурили Гарри Фолкер и Альберт Лонг; кто-то из них перед смертью успел врубить сигнал тревоги. Нападающие хлынули внутрь здания через обе двери, стреляя во все стороны.
К счастью, они, по-видимому, не знали, где находится арсенал. Только поэтому кровавая бойня не стала односторонней. Фридману удалось сдерживать их огнем из лазера до тех пор, пока все наши не успели вооружиться. После этого разгорелся страшный встречный бой; бедные дети с упоением стреляли друг в друга... А над всем этим кошмаром постепенно разгоралась равнодушная золотая заря.
Мы вместе с Сэмом беспомощно наблюдали за происходящим из окна моего коттеджа. Ни один из нас не оказался столь безрассудным, чтобы попробовать пересечь под перекрестным огнем открытое пространство в попытке добраться до арсенала. Подперев шкафом входную дверь, ми стояли и смотрели, словно завороженные, как на наших глазах на Земле разыгрывается очередная война.
Все утро мы провели, подбирая и сжигая трупы и отдельные куски тел. Нападавшие погибли почти все. Двадцать три покойника с их стороны, одиннадцать – с нашей: восемь ребятишек двое дежурных и Сара О’Брайен.
Тело Сары, а точнее – то, что от него осталось, мы обнаружили самым последним. Наверное, так было даже лучше, поскольку к этому моменту мы уже совершенно отупели; наступила атрофия чувств. Нас привлекло неистовое, жадное жужжание мух за кустами. Там мы и нашли ее тело, больше походившее на беспорядочно сваленную груду сырого мяса. Они отрубили ей груди, руки, ноги, голову, разрубили ребра, распороли живот и вывернули наружу все внутренности, включая матку и сердце. Это жуткое зрелище было просто нереальным; больше всего оно напоминало монтаж, который мог бы сделать какой-нибудь мерзкий, вконец испорченный ребенок, пройдясь ножницами по анатомическому атласу.
Именно в этот момент в моей душе навсегда поселилось чувство вины. Сара была таким милым, таким приятным человеком. Она любила детей всепоглощающей, самоотверженной любовью. Она была нашим лучшим учителем для самых маленьких, поскольку те не могли не ответить любовью на такую любовь и были готовы пойти на что угодно, лишь бы не доставлять Саре лишних хлопот и огорчений. В Ново-Йорке у нее остались три дочери и сын. Что я смогу сказать им? Дескать, я выбрала вашу мать на роль запасного пилота, так как компьютерный профиль подтвердил очевидное: да, эта женщина великолепно понимает детей. И мне, дескать, очень жаль, что эти самые дети превратили вашу мать в кровавое месиво.
В следующий раз, перво-наперво, надо будет ставить настоящее ограждение.
Почему-то возиться с телами погибших детей было тем больней, чем меньше на них имелось очевидных повреждений. А тяжелее всего было смотреть на тех, кто попал под луч лазера. Маленькое обугленное пятнышко на одежде, и все. Если б не ноги, они выглядели бы спящими.
У мертвецов всегда как-то неестественно вывернуты ноги.
Глава 6
Кровавая бойня. Никто меня в ней не винил. Но я себе места не находила: ведь я просто обязана была ожидать худшего и заранее рассмотреть вопрос обороны. Среди всех членов команды «Мерседеса» лишь я сталкивалась раньше с этой разновидностью безумия. Фридману, конечно, было известно о войне многое, но даже он, как и все остальные, никогда не воевал. Я хорошо понимала, самобичевание не принесет ровным счетом никакой пользы, но... Чтобы иметь возможность заснуть, я начала принимать таблетки.
Мы трудились, как проклятые, и две недели спустя ферма превратилась в военный лагерь. По периметру были вкопаны два ряда крепких столбов, между которыми мы растянули сложную сеть из металлической ленты, острой как бритва, – дело трудное и довольно опасное. Лишь двое детей оказались достаточно крепкими физически, чтобы хоть в чем-то нам помочь. Трое из нас зазевались на секунду и остались без пальцев. Доктор Ито сумел пришить их обратно, срастил кости, но для того чтобы эти люди смогли нормально шевелить пальцами, в Ново Йорке им предстояла повторная операция. Я тоже пострадала, задев за ленту, которая едва не отрезала мне нос и содрала приличный лоскут кожи с предплечья. Кровищи было... Ито приживил лоскут обратно, но кожа предплечья почти полностью потеряла чувствительность, лишь изредка напоминая о себе резкой дергающей болью.