— Чехо, чехо, — передразнил я купчину, — вот двенадцать серебряников, это сумма равная одному золотому, моя плата за этот год.
Я вывалил монетки на крышку бочки с водой. Либо на крики главы семейства, либо на звон монет из дверей выскочили братья Сундуковы, Федька и Тимошка. Кто из этих пузанчиков, кто я не вникал, но один сын купца держал в руках топор.
— Батя чехо? — выпалил вооруженный топором Сундуков, и тут же скосил глаза на серебряные монетки.
— Откупается собака, — уже более миролюбиво прошипел купец, — а где еще девять золотых? А!
Набери в рот дерьма, пролетела в голове неожиданная рифма.
— Через год будет еще один золотой, — спокойно ответил я, — а пока чтоб я вас не видел и не слышал, понятно?
Я взял в руки колоду, здоровенный пень, на котором колют дрова, и подкинул его на метров шесть вверх, потом легко поймал и грохнул на землю.
— А кто заплатит за постой? Цельных два месяца у нас на дворе подъедался! — заверещала из окна второго этажа Марфа Васильевна.
— Да я на вас санэпидемстанцию натравлю! — не выдержал я, — они вас за свинское содержание прислуги, в сарае, штрафами до смерти замордуют! Все, аривидерчи в расчете.
Я с ноги открыл дверь купца первой гильдии и вышел на улицу.
— Бать, а че это такое санэпидемация? — спросил отца старший Федор.
— А черт его знает, — Сундуков почесал затылок, — закон, наверное, новый вышел. Сейчас каждый день какая-то напасть.
— Это к войне, — влез в разговор старших мужчин Тимошка, — помяните мое слово!
Тихон Петрович резко из-за голенища выхватил нагайку и влепил младшему ей поперек спины.
— За что батя! — взвизгнул младший Сундуков.
— Знал бы за что, убил бы, — закончил прения семейного совета купец.
На базаре, у входа в это царство купли и продажи меня уже давно поджидал Ванюха.
— Ты чевой рубаху в брюки то заправил? — спросил меня он на подходе.
— А товой, — передразнил я Ивана, — это новая модная линия одежды, модерн стайл.
— Стаил? — повторил незнакомое слово водонос.
— Да шучу я, — мы двинулись вдоль рыночных рядов, — не люблю когда рубаха в разные стороны топорщиться, и всякая грязь под нее залетает. А это что за конструкция?
Я показал на армейскую палатку огромных размеров, которая заняла часть базарной площади.
— Циркус никогда не видел? — хохотнул Ванюха, — пойдем, узнаем, когда представление.
За метров тридцать мне в нос ударил острый запах конского навоза и пот прочей дрессированной живности.
— Собачки! — взвизгнул Иван, когда мы подошли ближе к клеткам, — обожаю, когда они через обруч прыгают. О! Смотри полосатик!
В грязной вонючей клетке, меланхолично хвостом отгонял мух самый настоящий тигр. Свою морду он демонстративно отвернул от людей и громко прорычал. Местные босоногие ребятишки радостно завизжали и отскочили на несколько метров.
— Покупай билеты! — заверещал неведомо откуда взявшийся рыжий клоун, — сегодня вчереом на арене дрессированный свирепый полосатик! Воздушные акробаты и чемпионат Мира по мордобойке! Каждый желающий может сразиться с таинственной черной маской!
— Сколько, сколько, сколько билет стоит? — Ванюха от нетерпения запрыгал вокруг клоуна.
— Пять медных монет первый и второй ряды, три монеты средние и монета два последних ряда.
— Давай пойдем, — взмолился любитель собачек и полосатика, глядя на меня жалостливыми глазами.
— Два билета, на второй с конца ряд, — я протянул клоуну два медяка, после чего в моем кошеле осталось три одиноких монетки, — пойдем в «Кабанью голову», пора бы хоть что-то заработать.
Чем дальше мы удалялись от цирка, лично мне дышать становилось все легче, Ивана же вонь не смущала совсем, как и остальных жителей вольного города Житомир.
— Эй! Лимпиада! — услышал я знакомый старческий голосок и оглянулся.
Ёк макарёк, усмехнулся я, когда увидел, что мой вчерашний продавец вывесил на холсте бумаги рекламное объявление: «Похупай штаны Хабаны, и рубахи Дриора!»
— Здаров, дед, — я подошел к шустрому старичку, — как торговля?
— Хабаны идут влет! — пискнул он, — и Дриора тоже.
— Модерн стайл, — козырнул новым словом Иван.
— Я тут это, — дед протянул мне десять медяков, — за идею, делиться положено. Может, еще чего подскажешь?
Я порылся в куче тряпья оборотистого старичка, достал кожаный ремень, и опоясал им свои штаны.
— Смотри отец, — я показал на пряжку, — сделаешь вот тут металлическую пластину и нанесешь гравировку «Монтана». Отбоя от покупателя не будет.
— Меня это, Щукарь зовут, — дед протянул мне руку.