Следует, однако, отметить, что, несмотря на меткую критику Ахундовым пантеистического учения фена, ему все же не удалось полностью раскрыть религиозно-мистический характер этого понятия. Нельзя признать правильным его утверждение о том, что фена представляет собой лишь «бессмысленное слово». Но тем не менее критика им этого мистического учения имела прогрессивное значение в борьбе против суфизма и пантеизма.
Критикуя пантеизм, Ахундов имеет в виду главным образом идеалистическое религиозномистическое течение, основанное на признании бога творцом мира. В этом он видит главную ошибку Джелаледдина Руми, Абдурахмана Джами и других восточных пантеистов, В том же смысле он говорит о «пантеизме» Платона и Шеллинга. Так, о последнем он замечает: «Шеллинг придерживается точки зрения пантеизма» (24, № 731).
Большой интерес представляет замечание Ахундова о философии Канта. На последних страницах книги Льюиса (в оглавлении) против раздела о Канте Ахундов поставил знак «+» и написал: «Причины ложности пантеизма находятся в этом разделе, что я отметил крестом» (там же).
В то же время Ахундова привлекала в пантеизме идея единства бытия, идея единого первоначала. Не случайно он ссылается на Ксенофана, у которого мы встречаем первую попытку подойти к учению о единстве Вселенной («…воззревши на небо в его целости, он заявляет, что единое, вот что такое бог»). По той же причине он ссылается на индийских философов, которые учили о существовании единой всеобщей субстанции, из которой возникло все существующее. Одобряя Дж. Руми, А. Джами и других за то, что они понимают Вселенную как единое «целое бытие», отрицают надмирового бога и представляют отношения окружающих предметов ко Вселенной, как частей к целому, Ахундов в то же время критикует их за идеализм и мистику. Соглашаясь с ними в признании единого бытия, он выступает против их понимания бытия как бога. Единое целое, т. е. «единое бытие», «которое принимается за божество», по мнению Ахундова, есть только природа (4, 97).
Следует отметить, что Ахундов, говоря о пантеизме, не всегда отождествляет его с идеализмом и поповщиной. Это видно из того, что он к пантеистам наряду с идеалистами относил и Спинозу, но справедливо считал, что такого рода пантеизм ближе стоит к материализму, чем к идеализму. Не удивительно поэтому, что пантеизм Спинозы он противопоставляет идеалистическому, религиозно-мистическому учению мусульманских богословов.
Из всего сказанного мы можем сделать следующий вывод: хотя Ахундов в «Письмах Кемал-уд-Довле», говоря о пантеистах, сочувственно относился к некоторым их идеям, однако его учение коренным образом отличается от учения восточных пантеистов. Единственно, что привлекло Ахундова в пантеизме, — это идея о единстве бытия, которая была истолкована им в духе материализма.
Глава IV. Атеизм. Критика ислама
вляясь не только материалистом, но и воинствующим атеистом, Ахундов был первым мыслителем Азербайджана, объявившим смертельную борьбу религии ислама. Его философско-политический трактат «Письма Кемал-уд-Довле» является одним из лучших атеистических произведений в восточной литературе и не потерял своей актуальности и сегодня.
Тщательное изучение идейного наследия Ахундова показывает, что на проблемы антиисламизма и атеизма он обращал особое внимание. Это можно объяснить многими причинами. Прежде всего следует иметь в виду, что религия занимала особое место в истории Востока. Она была той удобной формой идеологии, под флагом которой укрывались всевозможные, не только реакционные, но и прогрессивные, течения. Религия господствовала во всех областях жизни восточных стран. Она была идеологической опорой государственного строя, где все основано на законах и догматах ислама, который определял и оправдывал существующий общественный и государственный порядок. Характеристика Энгельса господствующего положения идеологии католицизма в западноевропейских странах в эпоху средневековья еще в большей степени может быть отнесена к исламу: «Догматы церкви стали одновременно и политическими аксиомами, а библейские тексты получили во всяком суде силу закона… Это верховное господство богословия во всех областях умственной деятельности было в то же время необходимым следствием того положения, которое занимала церковь в качестве наиболее общего синтеза и наиболее общей санкции существующего феодального строя» (1, 7, 360–361).