Когда старичекъ окончилъ свой разсказъ, мои глаза невольно еще разъ устремились на старинную и пыльную рукопись Miserere, которая еще лежала открытой на одномъ изъ столовъ. «In peccatis concepit me mater mea..»
Эти слова стояли на страницѣ, которая была у меня передъ глазами и, казалось, смѣялись надо мной своими нотами, крючками и закорючками, непонятными для профановъ въ музыкѣ.
Я отдалъ-бы цѣлый міръ за то, чтобы прочесть ихъ.
Кто знаетъ, — можетъ быть, въ нихъ и не было безумія?