Туда-сюда по коридору по своим делам ходили разные люди. Иногда на соседние кресла кто-то присаживался, потом то тут, то там открывались двери – и посетителей приглашали войти. Когда Миша успел уже основательно заскучать, к нему подошли. Он поднял взгляд – и увидел удивленного Черникова.
– Доброе утро, Миша, – произнес мэр.
– Доброе, – встал Миша с кресла и протянул мэру руку в знак приветствия.
Поздоровавшись с Малининым, Алексей Николаевич спросил:
– Вы ко мне?
– Много времени не займу, – сообщил Малинин.
– Ну, хорошо, – ответил Черников, достал ключи от кабинета и открыл ими дверь.
Кабинет Черникова, по мнению фермера, был втрое больше кабинета его коллеги из Восточного. Помещение было прямоугольным, со столом напротив двери, позади которого располагалось окно. Стол и стул стояли на ковре. Посередине обеих стен справа и слева от стола висели картины, под каждой из которых был комод, а оставшиеся части стен занимали шкафы. Две других стены были заставлены полками с книгами, которых у Черникова было очень много.
– Я вас слушаю, Миша, – сказал Алексей Николаевич, присаживаясь. Миша остался стоять.
– Алексей Николаич, – начал Малинин. – В эту субботу в четырнадцать ноль ноль у меня на ферме будет человек, который хотел бы пообщаться с вами.
Мэр прищурился.
– И почему он не пришел сюда сам? – спросил Черников.
– Я говорил с Павловым, – сообщил Малинин. – Это он будет на ферме. Просто выслушайте, что он хочет сказать.
– У меня нет времени, – сухо произнес мэр, включая компьютер на столе. В этот раз, видимо, он был настроен к коллеге из Восточного более холодно.
– Знаете, что он мне сказал? – спросил Миша.
– Не интересно, – упрямился тот.
– Он не хотел ссориться с вами, – помотал головой фермер. – Он все рассказал Вике, потому что считал, что вы сами ей никогда не признаетесь в своих чувствах.
Мэр стукнул по столу:
– И правильно считал! – воскликнул он. – Но он не имел права ей ничего рассказывать!
– Он не знал, что из этого всего получится, – продолжал объяснять Малинин. – По его словам я понял, что он жалеет о том, что сделал. Он считает, что хотел, как лучше, а вы его из ведра грязью облили. Павлов думает, что и вы его обидели, но пообщаться с вами согласился.
– И что? – насупился тот. – Он ждет извинений?
– Он и сам будет готов их принести, – заверил Миша, надеясь, что извинения из Павлова тянуть не придется. – И потом, если вы помиритесь, вашим городам ничего не будет мешать помириться. Это ведь шанс! – воскликнул Малинин. – Шанс наладить отношения между всеми вашими людьми, оставив ваши с Павловым совместные обиды в прошлом! И шанс восстановить вашу утраченную дружбу, по которой, насколько я могу судить, скучаете вы оба.
В кабинете был слышен лишь ход секундной стрелки часов на столе у Черникова. Вдруг он спросил:
– А вы сами верите, что ваша затея не провалится?
Малинин задумался над тем, что все последние годы только и делал, что надеялся на невозможное. Фермер ответил:
– Вот стоишь посреди пустыни перед выбором: идти вперед, надеясь, что впереди ждет оазис, или сесть на песок, думая что все старания уйдут в никуда, ведь вокруг на сотни километров только пустыня. Казалось бы, каков шанс, что натолкнешься на оазис, еле-еле таскаясь по жаре? Мизерный же. Верно? – спросил Миша. – И хотя шансы невелики, ты идешь вперед, надеясь, что за следующей горой песка увидишь пальмы и чистое озеро в их тени. Ты можешь даже не верить, что останешься жив и найдешь воду и тень; можешь считать, что не повезет. Но ты надеешься на лучшее – и эта надежда толкает тебя вперед. Иногда надежда – это единственное, что остается; глупая, наивная надежда. Не знаю, что конкретно выйдет из вашей с Павловым встречи, но я надеюсь, что все будет хорошо. Если бы не надеялся, то я бы сюда не пришел.
Пока фермер говорил, мэр крутил в руках ручку. Он стукнул ею по столу, а потом, вздохнув, сказал:
– Возможно, вы правы. Ладно, Миша. Я приеду на встречу с Сережкой.
Малинин был доволен. Он ехал на велосипеде домой, размышляя, что полдела уже сделано: двое давно враждующих человека согласились поговорить друг с другом. Теперь Миша надеялся, что никто в итоге не отменит встречу. Сам фермер считал, что если кто-то важен, то свои дела можно и подвинуть. Правда, сам Малинин придерживался этого мнения не всегда в своей жизни, за что в последние годы он часто себя ругал.
Когда он выехал на сельскую дорогу у дома, то вдалеке никого не увидел. Это означало, что он сможет спокойно продолжить ремонт дома. Прежде чем приступить к работам на втором этаже, Миша, закутавшись в плед на диване, стал обедать, слушая местное радио. Диктор сообщал, что в округе включили отопление. Малинин поморщился, подумав о том, что неплохо бы и во второй плед закутаться.