Приближалась суббота. Развлечения как способ занять время Малинин давным-давно забросил. Пять лет назад он и не думал, что сможет изо дня в день работать и заниматься чем-то действительно полезным, делая перерыв только на еду и сон. Теперь, восстанавливая былую красоту фермы, Миша каждую минуту был занят. Вновь мысленно вернувшись в прошлое, он удивился тому, насколько пустым можно сделать свое время. Он размышлял над тем, сколько бы он успел сделать за свои тогда почти три десятка праздно проведенных лет. А сейчас он будто интенсивно наверстывал тот смысл, которым в прошлом не утруждался наполнять свое существование. «А каково это, интересно, – думал он, – обнаружить пустоту и бессмысленность своей жизни не к тридцати годам, а к пятидесяти? К семидесяти? Осознать, что ты столько всего мог сделать – и не сделал? И вдруг садишься на велосипед – и крутишь, крутишь педали, словно надеясь со спринтерской скоростью преодолеть марафонскую дистанцию; расстояние, по которому можно было комфортно ехать в течение всей жизни, стараешься преодолеть вот сейчас, к ближайшей весне. А можно ведь и вообще за всю жизнь этого не осознать. Эх, Лера… Без тебя я бы тоже ничего не понял». Он думал над тем, сделало ли его счастливым осознание тщетности прожитых лет, подарившее умение ценить наполненные пользой моменты. Проживи он всю жизнь без забот, был бы он счастливее, чем сейчас? Миша не знал. Малинин также не знал, обязан ли он вообще быть счастливым, достоин ли он счастья. Он думал о Лере и о том, что она – его счастье, которое он по глупости своей сам от себя прогнал, а теперь мечтал вернуть, на каждом шагу доказывая и себе, и всем вокруг, что он изменился. И ей доказывая, если она когда-нибудь узнает о его новой жизни. По мнению Миши, она – где бы она ни была – узнает, что он стал таким, каким она хотела его видеть: ей кто-то из знакомых расскажет, она в новостях увидит, в газете прочтет. А если никто не напишет об этом и не сообщит в разговоре, то она почувствует. Каким-то необъяснимым образом сердцем ощутит, что Миша теперь такой, каким всегда был по-настоящему; вот он, Миша, на другом краю планеты, любит ее и ждет. И она вернется. Или даст знать, где она. И в сообщении скажет, что тоже его любит и ждет. «Малинин, сосредоточься уже», – скомандовал себе Миша, фокусируясь на мыслях о том, куда он дел очередной выдернутый из половицы гвоздь.
Остаток недели до субботы Малинин старался не грустить и не витать в облаках. Помимо того, что он заказал большой набор посуды, Миша посвящал свое внимание ремонту дома. К вечеру пятницы Миша радостно осматривал результаты своей работы: вся деревянная часть внутри дома была заменена. И первый, и второй этаж, несмотря на отсутствие обоев, выглядели, по мнению Малинина, замечательно. Оставалось провести некоторые косметические работы: покрасить там, побелить здесь, пролакировать тут – и внутреннее убранство дома будет не стыдно показывать гостям. Ну, и обои поклеить надо, разумеется.
Пока Малинин любовался результатами своей работы, в дверь постучали. Открыв дверь, Миша обнаружил за ней улыбающегося Тимофея:
– Привет! – поздоровался он и протянул Малинину накладную. – Вам – доставка!
– Привет, Тимофей, – поздоровался Миша, забирая накладную. По ней он должен был получить тарелки, чашки, ложки, блюдца, миски и салатницы.
– Пойдемте! – позвал курьер за собой.
Закрыв за собой дверь, Миша пошел к фургону вслед за курьером. Он думал, надо ли спрашивать у Тимофея про дела в семье, но тот, стоило Мише спуститься по ступеням, сам заговорил об этом:
– Я не знаю, как вас благодарить, – улыбнулся курьер.
– За что? – загадочно прищурился Миша, подходя к фургону.
– Я сказал жене, что люблю ее – и поэтому завязываю с картами раз и навсегда, – пояснил тот. – Семья важнее. И она с детьми вернулась. Поверила в меня, – светился тот от счастья. – Вам если нужно что-то будет куда-то отвезти или привезти откуда-то, вы звоните. Хорошо?