Справились хорошо — взяли документы — самому Лаваалю организовали почётную переправу через Харон. Копии чертежей я отправил Грауману — приказал начать строить такую же.
Со второй целью хуже — пришлось сжечь вместе с заводом.
Были накладки — но главное что люди ушли благополучно — и не оставили прямых свидетелей.
Мосин пообещал сделать первую сотню автоматов к сентябрю.
Была делегация от местных предпринимателей недовольных пятидневкой и 9ти часовым днём.
Троих повесил, предприятия реквизировал, остальным объяснил — так надо.
Не хотите, по-моему, валите — но заводики ваши будут мои.
Пропалывал ссыльных, всех политических уничтожал или превращал в расходный материал РСС.
Кто рыпался — казнил вместе с семьями.
Местные стали болтать, что Ангара стала красной от крови, врут, сам проверял.
Местные санитары-бормаши работают быстро.
Глава 16
Территория Российской Империи.
Земля. Иркутск-Сухой Лог.
10.06.1881-01.01.1882
Зовут меня Филимон. Филимон Долгопятов. Сейчас фамилия в Империи известная, а раньше…
Пишу эти строки по приказу царя. Здоровье моё не очень, всегда был им слаб.
Проживаю сейчас в Крыму, близ Севастополя, в своём имении. Отсюда по радио руковожу делами.
Сегодня прибыл фельдъегерь от императора с приказом писать биографию. Вот и отодвинул остальное в сторону, уселся за мемуары.
Начну описание с Иркутска. Солнечный день на дворе, мне четырнадцать. Отец мой — известный в городе купец.
Занимался всем понемногу, ничем не брезговал, закон по возможности старался не нарушать, но основной доход приносили мельницы.
Так вот о том дне — мы с приятелями душевно отмутузили заречного — приставал к моей сестре.
И тут послышалась стрельба. Мы спрятались на подворье отца — оно было ближе, и носа не казали. Дальше на подворье влетели казаки — схватили всех, кто был — потом появился казак из местных, показал на моих приятелей.
Когда их уводили, я бросился за помощью к отцу, но он приказал сидеть и не рыпаться. Больше я их не увидел — как оказалось, их расстреляли вместе с семьями.
Это хорошо, что мы не рыпались тогда, многие не были настолько мудры.
В течение трёх месяцев из старых купцов осталась половина. Многие сбежали, не приняв правил игры, многие попытались отстоять старые правила.
Мой отец остался. Однажды мы очень испугались — отца увезли дня на два, но как оказалось на приём к царю. Вернулся он с пятьюдесятью тысяч кредита, приказом и чертежами завода по производству мельниц — на основе нашего.
Их следовало производить и продавать по определённой цене тем, кому укажет РСС, которая даёт этим людям кредит.
Как получать прибыль в такой ситуации отец ещё не понял, но тех, кто медлил с выполнением приказов царя, каждый день семьями спускали в Ангару.
Первого июня детали первой мельницы были отправлены в Баргузин.
Следующая через четыре дня. Быстро возводился и, подобный нашему, казенный завод, но там пришлось расстрелять за время строительства двух управляющих, поэтому они стали выдавать продукцию на месяц позже нас.
Кроме того, отец одним из первых протянул провода от первой паротурбинной электростанции, купил в ГлавЛабазе РСС электролампочки и нанял рабочих в ночную смену.
До конца года из внеплановой продукции он половину мельниц ставил как свои — всего семнадцать.
Это были ветряки и мололи зерно из этих ветряков только две. Остальные пятнадцать пилили.
И днём и ночью с двумя приводами — сначала воду в резервуар — потом непосредственно к пиле. Мельницы были с обратной связью — вторая маленькая рядом с основной поворачивала первую по направлению к ветру.
Пилили в основном шпалы. Отец предложил их царевичу всего по двадцать две копейки. Собственно то, что сегодня наша семья владеет двадцать восьмью железными дорогами на трёх континентах — последствие его, как многим казалось сумасбродного, решения.
Ведь когда на конкурсе он предложил цену на десять копеек меньшую, чем у конкурентов никто её не перебил — все рисковали шеей, и принимать, казалось бы, убыточные условия, не хотелось.
Все уже знали, что если не выполнишь обещанного, обвинение в государственной измене для всей родни, а не только для тебя.
Тогда это было сплошь и рядом — как говорил царь — сказал что рыба — плыви. Или за невыполнение или за систематические жалобы рабочих комитетов профсоюзов.