Теперь надо сделать побольше таких бумаг и через пару месяцев, подготовившись, начать.
Глава 19
Территория Российской Империи.
Земля. Озеро Хубсугул-Иркутск-Пекин.
06.07.1881-19.11.1881
Меня зовут Знародай. Сегодня я пишу эти строки для моего Великого Хана Михаила.
Завтра его доверенные люди отвезут их в Москву, так как повесть моё будет окончена, потому что я умру. Я так решил.
Внутренний огонь пожирает меня в течение года. Я похудел вдвое, я тень от себя былого и мои младшие жёны уже не будят во мне желание.
Только волей своей я терплю страшную резь в животе, но силы мои на исходе.
Я не бедный человек — ко мне приезжали доктора из Иркутска и даже самой Москвы.
Был даже один ханец из Нанкина. Но все говорят одно — вердикт мой смерть.
Все доктора расходятся только в сроках.
По велению повелителя я опишу только начало моей службы ему. Началось всё просто.
Я направлялся из Пекина в свою деревню подлечить старую рану. Ее я получил в четырнадцать.
Тогда я в конной сотне отца брал Нанкин. Это было честью. Это позволяло забыть нам войнам в десятом поколении о позоре мирных договоров 60-го и 61-го годов.
Тогда комариные укусы Пекина так перепугали маньчжуров, что они подписали все, о чём требовали англофранцузы. Но я отвлёкся.
Рана моя в тот день открылась снова, поэтому я не смог отбиться от этих бандитов. Отщепенцы не признающие своего клана.
Мне оставалось доехать не более десяти километров до моих родичечей, живущих на северной оконечности озера Хубсугул.
Но надо признать, виновата не только рана. Я чуял родной дом, я расслабился.
Путь из столицы был долгий, и я поступил, как не подобает войну.
Их было двадцать — половина отщепенцы, половина буряты. Но даже застав меня врасплох они прощитались. Трое из них не пережили этой схватки.
Это заставило их рассвирепеть. Конечно, моему коню и деньгам они были рады, но потерять троих они не рассчитывали.
Меня ждала смерть, и я жил лишь до того момента пока они придумают мне достойную, по их мнению, пытку.
Мы доехали до местечка Туран, и тут Будда мне улыбнулся. Мы нарвались на казачий разъезд.
Встреча была для обоих отрядов неожиданной. Мои попутчики спорили по поводу моих пыток, а казаки, как я позже узнал, были слегка навеселе, отмечали рождение сына у атамана.
Но хотя их был всего десяток, они были лучше вооружены и готовы к неожиданностям.
К тому же я в первую секунду помешал, как минимум троим из моих несостоявшихся палачей.
Когда всё закончилось, из моих попутчиков в живых остался только один, который смог ускакать.
У русских погибло двое, и четверо было ранено. Меня для выяснения решили везти прямо в Иркутск.
Это мне объяснил их атаман — он немного понимал по ханьски.
Прибыли мы утром следящего дня. К моему изумлению со мной захотел побеседовать не местный чиновник, а юный царевич, который по слухам, докатывающим до меня в поднебесной, объявил себя то ли новым Буддой, то ли ханом Сибири.
Рядом с ним по левую руку сидел ханец. По его виду чиновник из очень непростых, но не маньчжур — южанин.
Юный хан был поистине велик — в четыре года разговаривал как мудрый старец. Через толмача интересовался здоровьем моего отца, детей.
Узнав, что я нездоров, перенёс встречу до тех пор, пока меня не осмотрят врачи.
В течение недели мы беседовали с маленьким ханом по часу в день. Он очень интересовался монгольскими частями. И отвечая на его вопросы, мне становилось мучительно стыдно за отчизну.
Ведь высокий дух войска втаптывался в грязь жадностью императрицы и её чиновников, ее армии евнухов.
Прошло три месяца со дня смерти старшей императрицы, но никто не верил в её случайную кончину.
Цыси только боялись и ненавидели, любовь же народа доставалась старшей жене бывшего императора.
Через неделю бесед я набрался смелости и спросил что нужно повелителю.
Он мне откровенно ответил 30000 монгольских всадников. Я рассмеялся, я сказал что мы, верно, служим маньчжурам.
На что хан пояснил, что молчавший при наших встречах ханец его агент в Пекине. Он явился недавно с важным известием.
И протянул мне бумагу. Надо сказать, я один из немногих наших войнов кто умеет читать. Этому обучил меня отец. Он был помощником повелителя воинов Садубея — героя, чьи монгольские отряды разгромили первую самую страшную волну тайпинов идущих на Пекин в 53-м году.
В моих беседах с ханом царевичем я упомянул об этом. И вот теперь мне протянули указ Цыси, в этом не было сомнений, с печатью и со всеми атребутами важных бумаг. Я прочел, потом перечитал ещё раз.