Что нужно женщине для счастья? У меня есть все, дети — двое прелестных близняшек, положение, богатство, любящий и верный муж.
Моя верность тоже не вызывает у него сомнений. По причине отсутствия дураков, которые могут стать моими любовниками. Моего мужа боятся больше чем Императора.
Царь он как гроза — молнией может убить, а может пройти мимо.
Лаврентий — он как туман, тихий с доброй улыбкой. Но если вступить в Туман в тревоге — всюду будет, мерещится чертовщина. Люди о нём многое выдумывают, но часть из их баек, безусловно, правдива.
Наверное, я люблю мужа. Мне на шесть лет больше чем ему, я многое пережила, но по сравнению с ним я кажусь себе маленькой девочкой.
В один из нечастых скандалов я рассказала ему подробности того, как со мной обращались мужчины во время моих скитаний.
Он мягко улыбнулся, и я вдруг поняла, что мой рассказ для него детский лепет. Подумаешь, мол, на такое обижаться. Так что уже год как я тихая. Зачем попусту ругаться с одним из палачей моей семьи.
Я поняла, что в скандалах я раскрываюсь — что ведёт к ещё большему нашему сближению. А мне хочется думать, что я на многое способна и сама, ведь выбралась же я по трупам из того клоповника. С другой стороны бежать бесполезно, а любая его смерть — влечёт мою — так меня предупредил царь — сказал, мол, даже если косточкой от персика подавится, виноватой будешь ты.
У моего мужа два прозвища — первое Паук, второе Клещ, если он вцепится в человека тому конец. Как бы он не крутился, не путал следы, его всё равно поймают. Пусть не сразу, пусть ниточка, дернется через годы — искать человека не прекратят никогда — пока не найдут его или его труп.
В подпольном самиздатовском листке промелькнула статья об одном давнем случае — графе из черного списка, тот подставил свою жену, детей, обрядил кого-то в свою одежду и устроил пожар. Труп сильно обгорел — а мой муж не поверил этому — оставил осуждённого в оринтеровках, и попалась рыба.
Он кстати графа этого, как мне потом признался, у царя выпросил — за редкую беспринципность и беспощадность. Работает теперь в заграничной президентуре — чуть ли не вождём у зулусов заделался.
Да что тот граф — взять меня — в девичестве Галицыну. Как в песне поётся:
— Мой отец из страны убежать не успел.
А мы с матерью и братьями жили в нашем Лондонском доме. В тот день я задержалась у подруги — поэтому выжила, та барышня, как потом рассказывала горничная, убила всю семью и тех из прислуги, кто сопротивлялся или кричал.
Затем дом продали за долги — мать как всегда за деньгами следила отвратительно.
И вот мне пятнадцать я одна в почти чужом городе, без гроша в кармане, без опыта, без лучшей подруги, родители которой не разрешают дружить с бедняками.
Мои скитания закончились закономерно — борделем, теперь я понимаю, что на тот момент это был далеко не худший вариант — будь у меня в тот момент хоть немного денег — всё могло, закончится в канаве с перерезанным горлом, а так меня просто попользовали и продали.
Русских англичане в тот год активно не любили. Кто ты князь или чернь им было плевать. Муж в прошлом году устроил мне терапию — возил на развалины Тауэра.
Очень в стиле нашего царя устроить среди обломков платный туалет. И знаете, воспоминания даются мне теперь намного легче. Казалось, я облегчалась на всех английских мужланов, которые в течение двух лет ломали мою гордость — где же они теперь?
Прах, тлен, побеждённые. А я сижу на толчке в сердце их бывшей империи. Приятно. Я и мальчиков, моих близняшек, сюда приводила, обломки набрала — сделала им обереги — на счастье.
А как я тогда вырвалась — вспомнить страшно. Не дом — маленький замок, убежать невозможно — нас, девушек, было там двадцать.
Все красавицы и сиротки. Немаленький дворик с садом, высокие стены, охрана.
Я пользовалась повышенным спросом — рассказала дура о себе — русская, дворянка.
Я жила там, будто в страшном сне. Ночью обслуживала клиентов — днем, если тобой оставались, довольны, разрешалось гулять в саду.
Та неделя в Июне выдалась каторжной. Моряки. С вечера до утра. У меня всё болело. Тянуло блевать.
Спасибо кормилице Марфе — она была травницей, многое рассказывала и показывала мне. В тот день я гуляла в саду и думала о петле, и тут наткнувшись на участок, заросший чистотелом, вспомнила её уроки.
Та рассказывала о своей матери и отце-пьянице. Мать её тоже была знахаркой и вот в один день, не снеся побоев, надавила четверть стакана чистотела и залила его чуть мутным первачём. Муж умер через два часа.
Отказал желудок — по пьяни это убойная смесь. И я решила, что терять мне нечего.