Не жалел я пальцев, рвал как зверь мерзлоту — закапывался. И вот вверху рвануло — я даже глаз не поднял — весь в неглубокую яму вжался. Полярный день стал стократ светлее. Молится я стал по-турецки, вспоминал Аллаха, по-русски богородицу. Затем матерится начал. Затем меня в землю вдавило, я сознание и потерял.
Очнулся — рядом голоса услышав. Человек двадцать шли громко переговаривались, спорили. Вот тогда меня трепыхающегося твой начальник и заметил. Вот мы сейчас с тобой через стекло болтаем — а с ним напрямую.
Так вот увидел он меня и говорит — живой, наконец, то. Опросить немедля. Руками говорит, берите его, но только те, кто в перчатках.
Одежду его сжечь. Нашу потом тоже. А то я вас знаю идиотов. Кто не выполнит приказ — послужит следующий раз испытателем. Я вам покажу царские инструкции нарушать.
Вот так я на этой койке и оказался. Как хоть называется та штука, которая взорвалась?
Какая тайна — я ведь уже труп? Сдохну не сегодня завтра. Говоришь атомная бомба?
Начальство недовольно, что пока только стационарная — с самолёта такую не скинешь.
А ты откудова всё это знаешь? А тут отец твой зам главного? Тогда понятно, почему ты болтать не боишся. А родичам моим, смелая ты наша, весточку не передашь?
Ведь им то сообщили, что я как два месяца представился. Ну ладно, счастья тебе дочка — только держись подальше от этих бомб.
А если таких как я найдёте — сделайте милость — добейте сразу, без распросов. Даже врагам такой боли желать не должно.
Глава 32
Территория Российской Империи.
Земля. Москва.
1887
В то зимнее утро привокзальная площадь была бела от снега. Он шёл, непереставая, всю ночь. Я подъехал на извозчике к центральному входу.
Расплатился, затем подозвал грузчиков для моих чемоданов. Всё было спокойно. Трое специалистов были надёжно укрыты. Поезд с императором должен подойти ночью. Мне же его ждать не с руки, как здесь говорят. Пора уносить ноги.
Снайперы смертники и сами это понимают. Но люди военные, надёжные. Об их семьях позаботятся.
Да, Русь матушка. Ещё с самого начала работы в России, при прежних царях, я был не в восторге. Но шеф успокаивал, подбадривал — все, мол, будет в порядке. С твоими способностями нигде не пропадёшь…
С напускной строгостью он повторял то, что и всем, уезжающим за пределы доминиона агентам: "Внедряться, внедряться и внедряться. Никаких отклонений от плана, никаких нарушений и проступков. Ты иностранный специалист по паровым двигателям. Твоя визитная карточка — показное радушие. Проникай в души людей, завоевывай сердца, обзаводись неограниченным кругом знакомых. Все это ты умеешь — особенно знакомится с женщинами. Женщины — твой козырь. но ошибок твоего предшественника лучше не повторяй."
Когда осенью 1880 года я прибыл в Москву, город был полон очарования. В кармане был американский паспорт на имя Майкла Гольдшмита. Я был назначен во вновь открытый филиал американской компании по продаже паровиков для мукомольно-хлебопекарного производства.
Но вот мысли опять вернулись к настоящему, и я, стоя на перроне, оглядываюсь по сторонам. Все, вроде, спокойно. Вот и мой поезд до Варшавы подошёл. Я расположился в отдельном купе и задремал.
Всё тогда складывалось хорошо. Специальность прикрытия я знал отлично. Во всех местах, куда мы поставляли технику мной оставались довольны. Вот я обжился. Вот с одной из моих пассий в Петербург я передал первую шифровку, вложенную в книжный переплёт. События в России развивались стремительно. Пару лет после достаточно удачной для России южной войны руководство делало попытки сменить царя.
Хотя вначале основной моей задачей было заводить как можно больше знакомств, особенно среди купечества, основой моей сети осведомителей оставалась дамы. Через посредничество одной из них я стал контактировать с местной ячейкой народной воли. Но мои услуги не потребовались. Контора сама сработала в Петербурге достаточно чисто, во всяком случае, с нами связать было нельзя.
Как мы были тогда неправы. Направляя лавину событий, мы были искренне уверенны, что являемся творцами вероятностей. Нет ничего хуже полной самоуверенности. Смерть царя была нашей ошибкой.
Ошибка, сквозь сон подумал я, но нет — это негромкий стук в дверь купе прервал мой сон. Открыв дверь, я оказался перед миниатюрной миловидной барышней. Она казалась представительницей новой волны — вполне уверенных юных дам, после уравнения в правах и ответственностях с мужчинами, могли сами себя обеспечивать.
Она, улыбаясь, извинилась и пригласила меня в соседнее купе — разделить кампанию. Оттуда доносились смех и звуки гитары. Какого чёрта, подумал я, можно и расслабиться.