Купе дамы, было, поболи моего. Здесь находилось двое кавалеров, а дам, было на одну больше. Я вздохнул про себя.
Последние годы я устал отбиваться от матримониальных планов московских мамаш. Ведь по легенде в Америке у меня был богатый дядюшка. Да и в Москве в тратах я себе не отказывал. Так что сбыть мне своих дочурок старались многие.
И те две дуэли за шесть лет скорей говорят о моём таланте дипломата — а то бы были горы трупов.
Меня пригласили сесть возле прелестной дамы, представившейся Ольгой. Непринужденная беседа продолжалась уже около получаса, прерываясь на напитки. Я расслабился. И поплатился. Ольга придвинулась чуть ближе. Следующее её движения я почти не заметил.
Пальцами одной руки она передавила мне трахею, другой она сильно сжала мошонку. От дикой боли я на пару секунд потерял ориентацию. На мои руки навалились мужчины. Ольга накинула свой прелестный шарфик мне на шею, и затягивала его, всякий раз как я трепыхался.
Две оставшиеся девушки, погасив приветливые улыбки, сноровисто меня связали.
Стали прямо на месте допрашивать. Из их вопросов я понял, что план известен весь. От меня и не ждали ответов — следили только за моей реакцией.
Ольга оказалась главной. Удовлетворенно улыбаясь, она назвала моё настоящее имя, — которое, надо признать, я сам начал слегка забывать.
До самой тюрьмы я думал, где прокололся. В камере я был три дня. Каждый день мне в камеру приводили истерзанное нечто. Каждый день новое. Это были мои люди. Снайперы. У всех были выколоты глаза, затем следовали вариации. На четвёртый день всех нас собрали вместе и меня заставили зачитать выдержки из свежих английских газет.
Я недоумевал, но недолго. В первый раз я видел, что можно плакать без глаз. Тогда я и понял, что следящие заметки тоже будут о несчастных случаях. Опять пожар. Следующая оказалась оригинальнее — на окраине Лондона найдены труппы женщины и двух её маленьких детей со следами собачьих зубов, было решено, что на них напала бродячая стая.
В дверь, улыбаясь, вошла Ольга. Она сказала, что эти трое больше не нужны. Их увели. Они шли покорно как марионетки. Последний попробовал дёрнуться — ему свернули шею прямо здесь же.
Дальше мне поступило, как я и ожидал, предложение о сотрудничестве. Мне выделят удобную камеру и сколько угодно бумаги и чернил. Даётся десять дней. Если написанное их не удовлетворит или они найдут там ложь то — и они показали фотографию дома моей матери, а так же семейный портрет старшей сестры.
Вот уже пять дней я пишу как проклятый — я верю, что они могут это сделать.
Нет, убивать его деда было чудовищной ошибкой. Ну, кому мог мешать этот добродушный царь-освободитель. Ну, пожили бы с ним в мире. Ну, догнали бы нас русские лет через пятьдесят, может чуть раньше. Нет же — вот и послал нам бог наказание.
Тогда — осенью 81-го как раз много было агентурной работы. Да и как у инженера — увеличились закупки хлеба армией. В Лондоне радовались — дело пахло гражданской войной. Просчитывались десятки вариантов. Даже оттягивали всеми силами посылку карателей в Иркутск. Дооттягивались.
Потеряли Китай, Макао, теперь трясемся за Индию. В то, что за меня никто из конторы не замолвит ни словечка — в этом я не сомневался.
А сегодня мне предоставили встречу с предателем. Он сидел в форме лейтенанта РСС и улыбался. Кустов. Не может быть. Черносписочник. Нет, я не ошибся — он. Я выдавил из себя — когда? Он, как ни странно понял мой вопрос, ответил — ещё с тех пор — пять лет назад, после моей вербовки я вышел на связь с людьми Михаила. Кустов объяснил мне, что всегда бредил книгами о тайных агентах на службе государя, но по воле отца был вынужден стать офицером-артеллеристом. Так что тот проступок, на котором я его подловил, давал ему шанс — а я с тех пор был под колпаком. Так что благодаря мне он занялся любимым делом.
Сберёг семью — у них теперь новые имена и владения. Для него главное служить отечеству. На мою реплику — отечеству палачей — он с улыбкой пожал плечами и сказал — Родину не выбирают.
Он рассказал, как участвовал в сражении с войсками царевича в 84-ом и уверен, что его батарея убила многих его соратников и ничего. Главное — ощущать внутреннее родство с теми, кто живёт рядом с тобой, а на плече чествовать твёрдую руку государя.
А кто этот царь — палач или святой решать не нам, а истории. Которую напишут победившие.
Я поинтересовался, что со мной будет, если написанное мной понравиться?
Подумав, Олег сказал, что убивать не будут — точно. Тебя, скорее всего, переведут в Иркутск. Конечно, окончательно решит царь — его воля — его закон. Демократией здесь, как и в твоём родном ведомстве, не пахнет. Если что и могилы от тебя не останется.