Не успел он до дверей дойти, все 14 разом вспоминать стали, один громче другого.
Все дружно сошлись во мнении, что мог побежать к бабе своей — Агрепине.
Усачу говорю, пошли троих проверить, не соврали, ироды?
Поворачиваюсь к безрукой братии, смотрят со страхом и надеждой, мол, рассказали всё.
Говорю, ладно верю. И взмахиваю сабелькой по количеству комбатантов противника.
Усачу говорю — сведения готовь на всех их родственников. Это я так сказал для понта — сведения на всех ещё вчера подбиты.
Усачу говорю — подсади на стол. Прошелся до отца. Тот в шоке на сабельку смотрит.
Я ему под нос пять бумажек на подпись — ну он их и подписал.
Сверху там бумага лежала к казначею на 1000 червонцев — сказал ему, что, мол, моих людей поощрить надо за работу, а остальные паровозиком — чуть сдвигая верхний лист.
Как пятую подписал, хотел прочесть я документы, цапнул и в папочку — зелененькую. Усачу говорю, снимай. Слез со стола — всем по-доброму киваю — говорите, мол, дальше без меня.
Пошёл я 10000 расходовать. Прибыл на базу с деньгами, отдал команду.
Завертелось где пожар, где несчастный случай, где ограбление.
К вечеру в городе шесть адресов неподчищенными остались.
Отравил по каждому адресу самых ответственных, из своих, в масках.
Так что к утру город мои ночные братья — это 16 моих,8 тех которые палками нас отлупить хотели, и 10 волков постарше. Троих из мальцов отправил в уездные городки дал им для понту по паре казаков, но и действовать приказал самим.
За Володей Ульяновым Гришку послал. Пусть земля будет тебе пухом несбывшийся вождь народов. Троим, раздал по штуке на расходы остальным ночникам по 250 на брата.
Сижу на баз ловлю слухи обеими ушами. Ситуация для меня напряжённая.
Я, мол, не дух Михаила 1,а Ивана Грозного.
Рассмотрел бумаги подписанные отцом, ну ничего, через неделю с этим можно когти рвать из столицы, на север пора. Для моей частной охранной службы — РСС золотой запас создавать.
Статейку в Имперской правде опубликовал — мол родичей бомбистов бог наказал.
Ни кто в столице не поверит — а приятно.
Неделю сидел на базе — пользуясь возникшим страхом, стриг баранов.
То есть брал в долг под векселя Издателя Имперской Правды — Усача, с моей припиской внизу — мол, гарантированно Михаилом.
Двухгодовые векселя, типа, беру 100 через два года 120, но не раньше.
Взял в долг у всех, на кого добыл твёрдую компру.
Ну, вот и 12 марта — сегодня попрощался с матерью. Взял с собой грамотную няньку.
Легенда поездки Усач везёт меня к родичам на Кубань — у него отец там крутой магнат то бишь старшина войсковой писец землю отписывал ну и себя не обидел.
Усач младший. Их семья уже 20 лет бой за дворянство ведет, ну я ему князя лет через 10 пообещал.
Так вот я, мол, еду к его родне. Про Колыму молчу, тем более заеду и на Кубань там, по словам Усача много из безземельных казаков много народа лёгкого на подъем. А сам на Колыму. Я для Валеры за год до событий маркетинг проводил, чем живут наши главные оппоненты из адыгейцев — золотишком живут. Вот я туда и слетал. Рудник, где у них доля посмотрел бараки рядом, людей умных поспрашивал — приехал так и сказал Валере — не надо туда лезть — съедят.
Ну, все. Хватит воспоминаний. В дорогу.
Глава 5
Территория Российской Империи.
Земля. Санкт-Петербург, Бологое
12.03.1881-14.03.1881
Кличут меня Усач, я и не обижаюсь — громко имя это звучит ныне.
На пороге нового двадцатого века мой Император велел мне описать нашу поездку за златом сибирским. Я — верный слуга царя — пишу.
Выехали мы, дай бог памяти, 14 марта. Отец императора, непочивший тогда ещё, Александр 3 (Угрюмый). Выделил поезд сыну. Выделил охрану, которую тот с радостью принял, и нянюшек, от которых он отказался — кроме одной — грамотнейшей из них. Она и сейчас со мной — мать моих наследников и услада взора. Матушка-царица, всё с Николкой безглазым возилась, выхаживала. Не в себе она была уже тогда не много — вот и отпустила без слов.
Но описания того дня начну не с отъезда, а ране. Не доехали мы до вокзала — малец наш великий, орёт, стой. Ну, думаю, опять себе под крылышко брать будет.
И точно — возле поворота — музыкант слепой. Играет знатно — дудочка у него, лютенка, и девочка мала — дочь видать — поёт яки ангел.
Ну, выходим мы, значит. Первым Лаврентий выпрыгивает по сторонам зыркает, волчонок этакий.
Чую, Малец прикажет, набросится на меня с одними зубами и горло перегрызёт.
А мои молодцы будут стоять и смотреть, а то и помогут — подержат меня под белы рученьки, потому как видят в мальце великого царя.