Рут Альмог
Миша
— Гром гремит, — сказала малышка.
— Нет, это пушки, — сказал Миша.
— Там мой папа, — сказал Илья.
— Уже нет, — ответил Миша Илье.
Мама с треском захлопнула крышку маленького чемоданчика и заперла его на ключ.
— Ты возьми чемодан, — сказала она Мише, — а я возьму Аню. — Она протянула Илье узелок: — А это — тебе.
— Куда мы идем? — спросил Илья.
— В деревню, — ответила она с Аней на руках.
Мише было семь лет, Илье — четыре, Ане — два с половиной года. В первой же деревне она отдала Аню. Во второй оставила Мишу у крестьянки, которая когда-то работала у них в доме, а с Ильей отправилась в третью деревню. Под вечер вернулась одна и спряталась на сеновале.
Крестьянка сказала Мише:
— Теперь тебя зовут Стефан, а я — твоя тетка. А ну-ка покажи, как ты крестишься.
Но крестьянке пришлось его учить.
Прошло несколько дней. В деревню пришли чужие солдаты. Один из них приметил в кукурузном поле какое-то движение. Кто-то сказал, что, мол, ветер. Но командир приказал: «За мной!»
Миша стоял у окна и смотрел, как ее волочили. Крестьянка прижала его голову к своей груди, но он слышал. Когда солдаты ушли, крестьянин ее похоронил.
Миша работал тяжело. Порой крестьянин не жалел кулаков, но еды всегда было вдоволь.
Когда Миша спрашивал про Аню и Илью, ему отвечали: «Забудь их!».
По воскресеньям Миша с крестьянами ходил в церковь. Однажды он заметил там Илью, но брат, как видно, его забыл, потому что взгляд мальчика был обращен внутрь.
Проходило время. Месяц за месяцем. Год за годом. Шел снег и становился грязной кашицей. Яблони покрывались листвой, приносили яблоки и снова стояли в черной наготе, ожидая снега. Сажали и убирали картошку. Сеяли и жали пшеницу.
Как-то вечером Стефан сказал:
— Гром гремит.
А крестьянин усмехнулся и сказал:
— Нет, на этот раз пушки.
— Скоро все это кончится, — добавила крестьянка и тоже усмехнулась.
Прошло несколько месяцев с тех пор, как все кончилось. В их доме появился какой-то человек и сказал Стефану:
— Я пришел забрать тебя, Миша Яблонский.
Крестьянка закричала и выгнала чужака из дому. Но когда Стефан жал в поле кукурузу, тот же человек подошел к нему и сказал:
— Ты не из них, пойдем со мной.
Вместе они пошли в город, и Миша сказал:
— У меня есть брат и сестра. Ты их тоже возьми.
— Пока это опасно, — ответил человек.
Они ехали в поезде и прибыли в другую страну. Там человек расстался с Мишей. Он сказал, что пойдет забрать его сестру и брата, но больше Миша его не видел.
В кибуце Мише дали папу и маму. Он выучил новый язык, ел много хлеба, растолстел и много шутил. Со временем он превратился в коренастого плотного и некрасивого парня, но сил ему было не занимать, и в свой срок он пошел служить в десантные войска. Там он тоже шутил. Миша остался в армии. В войне с египтянами он был из тех немногих, кто не погиб. Его любимой присказкой стало: «Красавцы умирают, уродец выживает».
Родители приехали в больницу из кибуца. Он сказал им:
— Это была смертельная ловушка, но они послали нас туда, даже глазом не моргнув.
— Нет, это по ошибке, — возразила мать.
Миша рассмеялся, а отец опустил глаза и уставился в пол.
С тех пор Миша слегка прихрамывал, но Шошане полюбились его шутки. У ее родителей был в городе небольшой магазинчик, и после свадьбы Миша начал там работать.
У Миши и Шошаны родилось двое детей. Покупателям нравились Мишины шутки, и на жизнь хватало. Несмотря на ссоры и крики, не скажешь, что жизнь не удалась.
В один прекрасный день по соседству поселилась молодая женщина. Она была высокая и широка в плечах. У нее были смуглые, длинные и крепкие ноги. Волосы она высветлила под блондинку. Каждый день она заходила к ним за чем-нибудь, просила иголку, нитку, утюг, стаканчик муки. Жена сказала: «Потаскуха». Но Миша давал ей все, о чем она просила, и еще немного ссужал деньгами. Жена кричала: «Ты втрескался в эту шлюху!». Миша отвечал спокойно: «Просто я ей немного помогаю». Но жена не прекращала вопить, и как-то вечером ему это в конец опостылело. Он хлопнул дверью и пошел бродить по улицам. Возвращаться не хотелось, устав, он растянулся на скамейке и заснул. Посреди сна кто-то его растолкал. «Это моя скамейка», — сказали ему.