— Да вот сколько придется — столько и работали. Пока дневную норму не выполнишь.
— Кормили хоть нормально вас тогда?
— Чего нормально. Жрать все хотели. За перевыполнение нормы — премия, доппаек. Ударники ударное питание получали.
— Зимой спецуху теплую давали?
— Ватник. Шапку, бурки.
— Много вас тут было?
— До хрена и больше. Кто считал. Только принимай.
— И вот это все комсомольцы построили… Да, люди вы были…
— Были комсомольцы, ничего не скажу. Но в основном комсорги.
— Комсорги? В основном?
— В основном на вышках.
— На каких вышках? Здесь буровые были?
— С винтовками на вышках. В тулупах. Буровые… БУРы здесь были!
— Это… что?..
— Барак усиленного режима.
— Погодите… Ни фига себе… Я думал, здесь по комсомольским путевкам работали.
— А как же. Путевки что надо. Восемь лет — и в комсомол на Амуре.
— Так вы что… сидели здесь?
— Сидят на жопе. На зоне вкалывают. Потом лежат. Если сильно повезет — выходят.
— А я думал… что Комсомольск… так строили комсомольцы.
— И комсомольцы, и коммунисты, и троцкисты, и скрытая буржуазия. Без разницы.
— А почему же назвали «Комсомольск»?
— А ты что хочешь — «Зэковск-на-Амуре»? «Краснолагерск-на-Амуре»? «Вражьегорск-на-Амуре»?
— И… много здесь народу гибло?
— Ну а сам-то ты как думаешь? Запечешься считать. Слышишь, их в университете на журналистов учат, что Комсомольск комсомольцы строили!
— Ну. А Пионерск пионеры. Пацан, рубль есть?
О.М.Р.О.
Встреча школьных друзей через годы и расстоянья — это вечный лирический сюжет. У каждого своя компания. Я о другом.
Жутко засекреченная часть на берегу Уссури. За рекой — враждебный Китай: только весной были бои на Даманском. Забор, ворота, КПП, часовой, — все как положено. При гарнизоне — поселочек с вольным рабочим людом, без него никак, такие поселочки растут автоматически: продавать офицерским женам молоко и картошку и наниматься на вольнонаемные должности хозобслуги и кладовщиков.
Мой лучший школьный друг Витька Соловьев дослуживал здесь годком, Тихоокеанский Флот. Мы переписывались. Я завернул. Вахтенный вызвал его.
Сейчас — наставление для шпионов и диверсантов:
Мы прогулялись вдоль забора, мне указали дыру. Через десять минут окликнули с той стороны, я пролез, Витька встретил и проводил в кубрик. Напарник и кореша страховали от офицеров. Потом сидели в курилке, потом мне дали чемоданчик, я слазал в зазаборный поселковый магазинчик и принес водки и закуски. Мы пили в кустах, потом в темноте под стеной, потом я принес еще, и все это время в части неслась секретная служба. Граница была на замке, родина в опасности, оружие в надежных руках.
А в полночь настала его вахта! Они тут вахтили шесть через шесть, четверо радистов и старшина команды. Откомандированы из Совгавани для прослушивания китайских коммуникаций. Радиоразведка штаба Тихоокеанского флота. ОМРО — отдельные морские разведотряды. Гордились и сами резали нарукавные эмблемы из красных целлулоидных мыльниц.
Мне велели перелезть через штакетник и ждать здесь. Потом в ночи забелела Витькина форменка, и меня спустили по трапу в бездонный бетонный колодец. Метров тридцать. Внизу уходил коридор в приглушенном освещении.
— Секретный бункер, — объяснил Витька. — Выдерживает атомный взрыв.
— Сюда имеет право доступа только командир части и начальник штаба, — поддержал его напарник. — Даже замполиту нельзя.
Одна из мощных блиндированных дверей отъехала, и мы втроем оказались в радиорубке. Стена небольшой бетонной комнаты состояла из аппаратуры. Циферблаты, индикаторы, ручки и маховички. На штырях висели две пары наушников и тихо пищали.
Мы сели на баночки, табуретки то есть, напарник на стол, он сделал запись в вахтенном журнале и убрал от греха подальше на полку. И мы продолжили выпивать.
— До шести часов никто не тронет, — отметил Витька.
Так они туда и гитару из кубрика притащили, и мы горланили во всю мочь.
— Уж отсюда точно никто ничего не услышит!
— Мы отсюда войну наверху не услышим.
Утомившись встречей и чувствами, было решено отдохнуть.
— Ты пока послушай немного, — приказал Витька младшему. — Записать чо-то надо.
Тот надел наушники и, задумчиво меняя волну, стал вносить пометки в журнал. Меня запихали на откидную койку под потолок. А Витька сопел головой на столе.
Доспал я наверху в кубрике. Мне натянули старую фланельку, чтоб не выделялся, и среди строя сводили позавтракать. Витька был авторитетный годок, на камбузе никто пикнуть не смел против.