Сорвав с головы желтый парик и отняв от лица клоунский нос, повернулся ко мне, наполовину еще цирковой, а наполовину уже привычный — обыкновенный, и сказал:
— Понимаете, представили президенту. Пожал мне руку. Сказал, что давно так не смеялся. Господа, что с ним были, хлопают… Не знал, что и делать. Кланяться глупо. Благодарить с такой рожей?.. Ну их.
Но он был рад, хотя и пытался этого не показывать, закрывая лицо ладонью, которой размазывал вазелин.
Он предложил мне пройтись пешком, и вскоре, покинув затухшую громаду спортивного зала, мы уже неторопливо шагали вместе к центру столицы.
— Очень мало удается видеть, хотя я здесь в третий раз. Работаем по два представления в день. Почти ежедневно.
Ночная жизнь города, вступив в свои права, оставила мало прохожих. Но будь бы их множество, они не могли бы нам помешать. Несмотря на популярность моего друга, вряд ли бы кто распознал знаменитого клоуна в невысоком коренастом человеке с лицом мастерового, в плоской кожаной кепке, из-под которой неровными клочьями выглядывали начинавшие серебриться волосы. Особенность его актерской профессии помогала оставаться неузнанным там, где знаменитостям кино или спорта приходится расплачиваться за свою и без того недешево доставшуюся славу.
Еще немного, и мы оказались в одном из переулков у Центрального столичного рынка. Здесь не спали. К мясным лавкам с настежь открытыми двустворчатыми дверями, басовито урча, подходили грузовики-рефрижераторы. Лязгали запоры, и свет падал на розовеющие в вагонных просторах машин подвешенные за ноги громадные туши. Могучие краснолицые грузчики в белых халатах снимали их с крюков и, лишь чуть пригнувшись, тащили на спине в помещения лавок, где многопудовые туши снова вздевали на крюки.
— Отлично работают. Смотрите, какой точный ритм. Поднял, подхватил, понес… Все рассчитано. Не мешают друг другу.
Неузнанный никем клоун замер, любуясь работой дюжих грузчиков. Я не мешал ему. Может быть, в этой картине ночного труда он увидел что-либо привлекательное для своего искусства.
— Зайдемте сюда. Ненадолго, — показал он в сторону дома напротив. — Я был тут в прошлый приезд. Интересно.
Мы перешли улицу и оказались в ночном бистро — кабачке, какие в этом городе встречались на каждом шагу.
Небольшое помещение освещали подвешенные к потолку лампы, напоминавшие старинные керосиновые. У стен с деревянными панелями теснилось несколько столиков. Напротив высилась стойка, сплошь облепленная листками реклам. За ней, перед полками, уставленными бутылками, как книгами, перетирал стаканы тучный усач без пиджака, в красных подтяжках.
Все столики оставались свободны. Мы выбрали дальний и уселись друг против друга. Отсюда было хорошо видно все, что делалось в бистро. В конце стойки, возле витрины, собралось трое грузчиков, видно, уже закончивших работу. Различного роста, одинаково крутогрудые, с шеями борцов, одетые в белое, они походили на группу, высеченную из мраморной глыбы и слегка расцвеченную. Медно-красные лица, со спущенными на глаза каскетками, не отличала живость. В пальцах мясистых рук грузчики держали стаканчики с каким-то темным напитком. Оки переговаривались негромко и коротко. До нас долетали лишь отдельные слова.
Усатый хозяин принес на подносе кофе и два приземистых пузатых бокала.
— Прошу, — проговорил он, с удивительным проворством для своей массивной фигуры расставив все это перед нами, и, поклонившись, отошел.
— Артист, — оценив ловкость толстяка, отметил мой друг.
Я коснулся чашки и сразу же оторвал от нее пальцы. Заметив это, клоун улыбнулся.
— Осторожно! Кофе здесь подают огненный. Тут мастера — артисты своего дела. Посмотрите на этих тяжеловесов, — глазами он показал в сторону грузчиков. — Каждый из них по-своему артист.
— У вас все артисты, — рассмеялся я. — Это, видимо, оттого, что вы сами превосходный мастер.
Он немного подумал и ответил:
— Артист лишь тогда мастер, когда в нем не видишь артиста. Тогда он настоящий.
Я понял, он не прочь поговорить, что вообще с ним случалось не часто. Надеясь воспользоваться удачной минутой, я все же спросил:
— Вы, наверно, устали? Завтра опять работать.
— Завтра одно представление, — он поднял указательный палец. — Суббота. Здесь свои законы.
Решившись, я ринулся в атаку.
— Давно хотел вас спросить, если не надоело, как вы стали клоуном? С чего вообще это началось?.. Вы ведь не из цирковой семьи.
Он быстро взглянул на меня и наклонил голову. Пожалев о своей беззастенчивости, я решил, что вечер погублен. Но мой знакомый вздохнул, подвинул свой бокал к моему, слегка чокнулся и сказал: