Естественно, он пытался задавать мне вопросы, что да как. Но я, не будь дурак, бросил трубку и смылся. Разумеется, никто меня не видел. Вот и все!..
Наступила недолгая пауза.
Нет, не все! — заявил мэр, раздраженный его наглостью. — Тебе предстоит рассказать еще и жандармам, как ты водил их за нос. И эта шутка им не понравится, поверь мне.
А как будет зол Саразини, когда узнает, какую ты ему подложил свинью! — добавил Гюсту. — На твоем месте, Режи, я бы не слишком гордился этими подвигами…
От заносчивости Режи не осталось и следа. Он, кажется, начинал понемногу сознавать, куда завело его страстное желание вернуть добро, которое он, без всяких на то оснований, считал своим. Из-за собственного упрямства он не только попал в скверную историю, но и потерял всякий авторитет в глазах земляков… Он уже видел себя изгнанником, разоренным штрафами и компенсациями, которые ему наверняка придется выплачивать трактирщику…
Несмотря на всю неприязнь к Режи, добряк Гюсту рассудил, что ни ему, ни мэру не стоит слишком усердствовать в роли поборников справедливости, которую они невольно сейчас исполняли.
Слушай, мсье мэр, я бы на твоем месте сообщил жандармам, что взорвал канал не Саразини, а Антонен. А Режи с Саразини сами как-нибудь разберутся…
Неплохая мысль, Гюсту! — согласился мэр. — Тем более что я не могу выходить за рамки своих полномочий. Каждый сверчок должен знать свой шесток!.. Так ведь? Короче, Режи, выпутывайся как знаешь, и пусть будет на все воля Божья!..
ЭПИЛОГ
После этих событий прошла неделя. Страсти, всколыхнувшие не только деревню, но и весь кантон, мало-помалу улеглись. В Капдезак вернулся покой.
Работы на плотине продолжались в ускоренном темпе, и незначительное отставание, которое произошло из-за диверсии, скоро должно было быть наверстано, инженер за это ручался.
Мишель с Мартиной каждый день бывали в Адской долине. Бурная деятельность, которая там развернулась, представляла собой чрезвычайно увлекательное зрелище!
Папаша Саразини, в крепких выражениях излив законный гнев, был тем не менее безмерно счастлив, что вновь оказался на свободе, в кругу семьи. Он согласился не подавать на Режи в суд. Использовав подсказку Мишеля, Саразини представил жандармам такую версию событий, которая существенно уменьшала вину механика.
Саразини ведь ждал разрешения на покупку взрывчатки, — рассудил Мишель. — Так почему бы ему не сказать, что Режи по дружбе уступил ему несколько патронов?..
А как ты тогда объяснишь жандармам, почему Режи промолчал, когда трактирщика арестовали? — поинтересовался дядя Гюсту.
Мишеля непросто было застать врасплох.
Мне кажется, тут тоже можно найти приемлемый для всех вариант. Незаконная продажа взрывчатки — это правонарушение, и Режи боялся, как бы у него из-за этого, скажем, дружеского жеста не было неприятностей…
Ну, а Саразини?
Саразини же не хотел его выдавать. Он думал, что раз правда на его стороне и против него нет улик, то он так и так выпутается.
Хм… По-моему, не слишком правдоподобно. По меньшей мере, по отношению к Саразини!
Я думаю, дядя, вы не совсем правы, — вежливо парировал Мишель. — Поведение Саразини легко объяснить. Он ведь тяготился своим положением чужака: здесь его приняли не лучшим образом. И, чтобы повысить свои акции в глазах местных, он решил не подставлять Режи, тем более что тот вроде бы оказал ему услугу.
По своему обыкновению, Гюсту погрузился в размышления.
Хитроумия тебе не занимать, мальчик мой, — заключил он. — Но как нам устроить, чтобы Саразини рассказал полиции именно эту байку?
Я могла бы поговорить с его женой, — предложила Мартина. — А она все ему передаст при ближайшем свидании.
Тогда поторопись, — посоветовал дядя. — К счастью, Саразини осталось сидеть недолго.
Дядя Гюсту оказался хорошим пророком; однако Мартина успела-таки исполнить свою миссию.
Естественно, мэра тоже поставили в известность, и он этот план одобрил, но при условии, что Пибрай и Режи как-то загладят свою вину.
Потому-то на трактир Адской долины… прошу прощения, на трактир «Бельвю» теперь было приятно посмотреть!
Режи вместе с двоюродным братом наново отстраивали там погреб. Они уже вырубили и сожгли кусты ежевики, загораживающие подступы к нему.
Сейчас они разбирали стены. Камни еще послужат: как только будут убраны все обломки, можно ремонтировать свод.
Гюсту, а порой и мэр собственной персоной время от времени наведывались в трактир, дабы удостовериться, что двое злоумышленников проявляют достаточное усердие. Впрочем, это было совершенно излишним. Таково уж счастливое свойство совместного труда: не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что между тремя мужчинами завязалась крепкая дружба.
Надо сказать, этому способствовала и мадам Саразини: ее стряпня не только придавала работникам новые силы, но и доказывала двум провинившимся капдезакцам, что каждая страна хороша по-своему.
А Мартина с Мишелем помогали Мило изготовлять новую вывеску. Мартина тщательно рисовала по трафарету буквы, которые Мило должен был залить краской, как только подсохнет нежно-голубой фон.
Одно-единственное событие несколько омрачило настроение молодых людей, впрочем, как и всех местных жителей. Антонена арестовали, и он занял за решеткой место Саразини.
Но как-то раз во время обеда дядя Гюсту сообщил Мишелю и Мартине новость, которая несколько повысила им настроение.
Говорят, Антонена осматривал врач-психиатр и сделал заключение, что старик слегка повредился в уме.
Значит, его не будут держать в тюрьме?! — воскликнула Мартина.
Не будут. Правда, бедняге от этого не легче. Тюрьма есть тюрьма, но психолечебница — тоже не сахар. Кажется, врач сказал, что шок, который он перенес, когда его выселили из старой хибары, оказался непомерно сильным для его возраста. Ему сейчас хоть дворец отстрой — никакой разницы. Единственное, что ему нужно, — вольная жизнь в его долине и какая-нибудь крыша над головой…
А когда его вылечат, он сможет вернуться в Адскую долину? — спросила Мартина.
Мне бы тоже этого хотелось, прелесть моя. Пускай он выздоравливает и спокойно доживает в своей разлюбезной долине остаток дней!..
Последние слова славный дядя Гюсту произнес с таким чувством, что Мишель счел должным вмешаться.
— Дядя Гюсту, вы научите нас глушить рыбу динамитом? — спросил он настолько серьезно, что Гюсту, несмотря на всю свою проницательность, потерял дар речи.
Молодые люди с трудом сдерживали смех. Дядя, в конце концов уразумев, что к чему, ответил:
— Попроси об этом Пибрая! Правда, у меня ощущение, что он не придет в восторг от твоей затеи. Этот негодник кое-что намотал себе на ус.
В эту минуту раздался взрыв…
Тетя Жизель и мадам Девиль тревожно переглянулись, словно спрашивая друг у друга, не началось ли все заново. Но дядя Гюсту разразился хохотом.
— Ну вот! Только что было посажено первое фруктовое дерево в Адской долине! Режи сдержал слово. Он разобьет сад возле трактира «Бельвю».
Дядя был человек добрый и очень любил своих близких. А потому добавил, на сей раз без смеха:
— Дети мои, вы совершили поступок, которым можно заслуженно гордиться! Вам удалось самое трудное и самое полезное в мире дело — помирить и сдружить людей! Вы по праву заслужили эти каникулы. И это не пустые слова!..
Мишель и Мартина знали, что дядя прав. В жизни у них было множество приключений, но никогда еще они не испытывали такого удовлетворения.
Им не терпелось вернуться в трактир в Адской долине… прошу прощения, в трактир «Бельвю»: отныне заведение Саразини носило это красивое название.