…Отклонений в развитии доктор Лившиц не обнаружил, да и вообще девчонка обещала вырасти в этакого Вождя краснокожих в платье, постоянно норовила удрать за пределы лагеря, была на «ты» буквально со всеми… Однажды, когда ей в очередной раз удалось улизнуть от Марты, та обнаружила ее метрах в ста от крайнего коттеджа (тесные временные бараки к тому времени уже успели разобрать) — Джейн по-турецки сидела на гребне высокого бархана, а вокруг расселись в той же позе три сарацина. Ни девочка, ни сарацины не шевелились и не издавали ни звука, но Марта могла бы поклясться, что они во что-то играют — и при этом оживленно общаются. На уровне Волны.
Это настораживало, но не пугало: тот же Лившиц с ходу привел не меньше дюжины описанных в литературе случаев, когда Волна проявляется у человека в раннем возрасте. Та же Бритва, собрав сотрудников И-группы, торжественно поклялась, что самолично вырвет язык с корнем всякому, кто заикнется о способностях девочки за пределами Фронтира или даст о ней знать вербовочному отделу. «Нечего усложнять жизнь ребенку, — сказала Бритва. — Она и так будет непростая». И ведь как в воду глядела…
Собственно, проблема обнаружилась, когда Джейн уже начала довольно бойко и правильно разговаривать. И заключалась она в том, что Джейн не задавала обычных детских вопросов — но совсем не потому, что ей было неинтересно. Просто она знала ответы. И не только ответы — иногда в разговоре с ней выяснялось, что вечно чумазой шустрой пигалице известно о человеке такое, чего она никак знать не может. Ну откуда ей, к примеру, было знать о том, что бывшая жена Гринсберга терпеть не может кошек, а у Марка аллергия на апельсины (которых здесь, на Фронтире, отродясь не видывали)?.. А Бритве, осторожно пытавшейся прощупать девочку с помощью Волны, каждый раз казалось, что Джейн живет разом в двух временных потоках — наше «здесь и сейчас» и какое-то непонятное, почти неподвижное время, охватывающее и настоящее, и прошлое, и возможно, даже будущее. Шизофренией, конечно, тут и не пахло: ребенок всегда четко осознавал, где находится, и чем «завтра» отличается от «вчера»…
— Зайти-то можно, или вы трахаетесь? — Джордж, лыбящийся во всю пасть в дверном проеме, явно не собирался утруждать себя, изобретая новые шутки.
— Ш-ш!.. — Олег поднес палец к губам и выразительно покосился на спящую Джейн, потом пояснил шепотом: — Ага… Ментально.
Джордж пришлепнул рот ладонью, опустился на корточки у стены и тоже перешел на шепот:
— А-а, понятно… Вообще-то она мне нужна. Я тут волыну у нее хотел попросить.
— На фига тебе волына? — поднял брови Олег. — В кого ты стрелять-то собрался?
— Да ни в кого, — вздохнул Джордж. — Я, сам понимаешь, и стрелять-то толком не умею… Просто муторно мне, командир. Помяни мое слово, этот ветер нам ничего хорошего не надует… Сам понимаю, что дурь, а с пушкой все-таки поспокойнее будет.
— Что-то чуешь? — насторожился Олег.
— Да в том-то и дело, что ничего. Совсем ничего, понимаешь? Как в вате, как в невесомости… — Джордж выругался как-то очень тоскливо и зло. — Будто обложили со всех сторон пустотой, и никуда не пускают. В том отеле и то не так погано было…
— А остальные?
— Да им-то что? Дрыхнут, — Джордж махнул ручищей. — Понимаешь, командир, хрен его знает, может, это вообще глюк, только меня сроду так не глючило. Давит, понимаешь? У тебя-то, случаем, ничего такого?..
Олег всерьез задумался — уж «страж»-то парняга ни в какой степени не мнительный, и попусту с такими вопросами лезть не станет. Но припомнилось в первую очередь именно то чувство движения вместе со временем — временем пустыни, спокойствие, безбрежность… С тревогой оно ничего общего не имело, так что Олег отрицательно покачал головой.
Он осторожно высвободил руку из-под головы Джейн, сел на топчане, нашарил в кармане мятую пачку, выволок оттуда наполовину скуренную сигарету, бережно раскурил:
— Знаешь, старик, нас, пожалуй, и в самом деле обкладывают. Я бы даже сказал, наверняка — не потому, что чую, просто элементарно по логике событий не могут нас не обкладывать… Только не будет им от этого толку, вот поверь. Даже если нас и грохнут… Просто потому… потому что мы здесь, — он и сам чувствовал, что звучит сей спич, мягко говоря, диковато. Джордж покосился на него с подозрением: