В детстве Шейла один раз побывала на Земле, в национальном парке природы. Там, под силовым колпаком, оберегаемые неусыпным надзором автоматики искусственного климата, жили те представители флоры и фауны, что перенесли конфликт 2300 года. Отсюда же поставлялось подавляющее большинство семян и просто клеточных штаммов земной жизни в бортовые хранилища строящихся колониальных транспортов.
Здесь, на "Вегасе", у нее был свой парк. Не национальный, а личный. Иронизируя над собой, она назвала его "Омутом Грез".
Забавно было воплощать то, чего никогда не могло случиться в реальной жизни. Поначалу, осваиваясь тут, она много экспериментировала, и это тоже забавляло ее. Вырастить лес, а потом вдруг сменить краски неба, надуться, прищуриться, так, что в вышине сверкнет и рявкнет, молния вдруг разветвится, роняя острый запах озона, прохладно ударят упругие струи дождя... Только опомнившись от божественного упоения, вздрогнешь, оглянешься на поваленный бурей лес, поникшие стволы деревьев, обвисшие к земле, надломленные ветви и нехорошо становится в груди...
Теперь Шейла уже давно не дурачилась. С недавних пор она хранила этот мир, предоставляя природным циклам течь по собственному усмотрению.
Однажды, смертельно устав, почувствовав, что не может больше быть одна, лейтенант Грин пустила сюда самое сокровенное, что еще теплилось в ее душе.
В этом мире росла ее дочь.
Длинноногая, белокурая, похожая на мать и немного нескладная, как и положено любому подростку, только вступающему в пору юности.
Шейла придумала ее, когда в один из вечеров стало уж совсем невмоготу, жгло в груди, когда очередная буря свалила выдуманный лес, а ей хотелось бежать навстречу дождю и плакать оттого, что она такая крутая, оттого, что крови видела больше, чем собственных слез, а нормальных ребят приходилось по злой иронии судьбы бинтовать или хоронить, а не ласкать в постели - ведь известно, что на войне как на войне - первыми погибают те, кто лучше, храбрее, человечнее, а остальные... уж как придется, под общим флагом, в широком строю...
От "остальных" иметь детей не хотелось.
Да и судьба не оставила ей времени и сил на подобные глупости.
***
Уже подходя к дому, тепло и призывно сиявшему двумя окошками в сгущающихся сумерках, Шейла почувствовала неладное.
Будто кто коготком царапнул по сердцу.
Застыв на месте, она прислушалась, потом взглянула себе под ноги и увидела две полосы вывороченной земли, каждая шириной с ладонь, которые пересекали тропинку и вели к забору.
Втянув носом холодный воздух осенних сумерек, она почувствовала тонкий, уже исчезающий запах, который задержался под листиками березы. Для верности вытянула руку, бесшумно сорвала сердцевидный листок, понюхала.
Так и есть, выхлоп.
Рука по привычке потянулась к поясу, но Шейла вовремя опомнилась - нет там ничего. Не на полигоне же...
На мгновение ей стало обидно. Не звала она сюда этот запах. Да и дерну, вывороченному колесами мотоцикла, не положено лежать тут двумя чернеющими в сумерках полосами.
Подойдя к забору, она опять прислушалась. Где-то в глубине двора, на лужайке, приглушенно играла музыка.
По правилам "Вселенных Вегаса", придуманный мир мог жить только в присутствии хозяина, его создавшего. Все остальное время он оставался статичен - просто лежал невостребованными байтами данных на одном из бесчисленных электронных носителей колеса развлечений.
Шейла беззвучно отогнула ветку посаженной у забора сирени, открыв взгляду часть двора. У крыльца, на фоне выкрашенной в белый цвет двери, стоял допотопный мотоцикл, судя по запаху выхлопа, самый натуральный.
Взявшись за стальные прутья ограды, Шейла легко и беззвучно подтянулась, перекинув через заостренные металлические пики свое гибкое, словно у кошки, тренированное тело, приземлилась, пружинисто присев и по привычке кинув молниеносный взгляд по сторонам.
Никого.
Она выпрямилась, подошла к рогатому механическому чудовищу, от которого воняло бензином и маслом, зачем-то потрогала потертую на сгибах шкуру, которой было обтянуто сиденье, и, окончательно сбитая с толку, решительно пошла в ту сторону, откуда все явственнее доносилась музыка и невнятные звуки человеческой речи.
Настроение у нее падало, как индикатор барометра перед атмосферной бурей.
***
На лужайке, подле бассейна, который, если Шейле не изменяла память, они с дочерью как раз накануне в первый раз наполнили водой, стояли еще два мотоцикла. Неподалеку жарко полыхал костер, в давно не стриженной траве лужайки путались пустые банки из-под пива и другой, еще менее симпатичный мусор.
Ее Янга сидела, поджав босые ноги, на коленях у какого-то волосатого панка. Возле костра еще один парень целовался со своей подружкой, а второй уставился в огонь неподвижным, остекленевшим взглядом. По глади бассейна в неверном, колеблющемся свете костра плыли, тускло поблескивая мятыми боками, все те же неистребимые пустые жестянки из-под пива.
- Так... - Шейла, словно призрак, шагнула в круг света, вызвав секундный столбняк у всех, кто находился подле костра, кроме молодого человека, что и без того сидел, неподвижно глядя в одну точку. - Янга, что все это значит? - строго спросила Шейла, глядя на дочь.
- Ммама?... Откуда ты взялась?! - смертельно побледнев, потрясение выдавила перепугавшаяся девочка. Выражение ее лица было таким, словно из сгущающихся сумерек на лужайку действительно шагнул призрак.
- Что значит - откуда?! - не выдержав, взорвалась Шейла. - Во-первых, слезь с колен этой немытой обезьяны, а во-вторых... - Она нахмурилась, припоминая, о чем они договаривались с дочерью во время ее последнего посещения виртуальной вселенной... - Мы же собирались пойти с тобой завтра в лес...
От этого заявления у Янги нервно дрогнули губы, а волосатый верзила, державший ее на коленях, вдруг поднял руку и демонстративно покрутил пальцем у виска.