— Это не карандашики, — раздался голос фельдшера Суставова, — эта штука называется «горный хрусталь». Кристаллы горного хрусталя — это и есть твои карандашики. А когда их много, как тут, понатыкано, называется «друза горного хрусталя». Это мне друг мой покойный подарил. Геологом работал. Вот из одной поездки он и привёз эту друзу. А из следующей сам не вернулся. Теперь как памятник ему. Да ты не бойся, поверни её. С другой стороны посмотри. Красоты необыкновенной вещь. Луга цветами цветут, а горы — хрусталём.
Миша глядел и не мог наглядеться.
Целый вечер мама с фельдшером Суставовым говорили о чём-то. а Миша не отрывал глаз от необыкновенной друзы. Как во сне услышал он слова фельдшера:
— Ты, парень, не страдай, а поди на Ключах в отвалах покопайся. Может, чего и найдёшь. Этот-то хрусталь, сам понимаешь, отдать я тебе не могу, — дарёный. И дарильщик далеко. Ильку-то Буторина много не слушай. Врёт он. что сам камень нашёл. Дед его был горщик[2], каких мало. У него, наверное, и позаимствовал…
Миша не помнил, когда он успел рассказать про Ильку и про его прозрачный карандашик, который, оказалось, называется удивительным словом «горный хрусталь».
Однажды Миша сочинил стихи:
Рек на Урале действительно много, но только в Старом городе, где жил Миша, ни в одном квартале ничего не сверкало. А Мише очень хотелось, чтобы в городе была хоть одна речка. Но речки не было. Не было даже озера. Были в Старом городе Ключи. Что это такое? Ключи и Ключи. Никто иначе и не зовёт. Искрится полоска воды сквозь прибрежный тростник. Качаются на широких листьях громадные стрекозы. Зарастают Ключи. Только в одном месте и можно подойти к воде, где раньше золото мыли. Там, на берегу, кромка мокрого песка шагов на двести. А дальше опять камыши да осока. Никто не рыбачит на Ключах, никто не купается. Даже лодок не держат. Груды полузаросших травой камней лежат на песчаном берегу. Это и есть отвалы — отработанная горная порода.
Так с утра и побежал бы туда.
Но вышел назавтра Миша из дома, бабушка из окна:
— Мишенька, хлеба в доме нет. Ну-ка, одна нога здесь, другая там. Пожалуйста!
Из булочной пришёл — пить захотел.
Потом клей в ящике искал два часа: кувшин склеивал.
Так весь день и прошёл.
Другой день весь просидел с Илькой на брёвнах — имена свои увеличительным стеклом выжигали.
Потом была гроза.
Потом день рождения.
Потом ещё что-то.
Бывает такое: дело на дело набегает — не вырвешься. И надо тут прямо сказать: позабыл Миша о горном хрустале. Не встреть он у больничной прачечной фельдшера Суставова, может, и до зимы бы не вспомнил. А тут, как увидел, сразу спохватился и заспешил на Ключи.
Сизыми тучами нависла над землёй уральская осень. Ключи коробил порывистый ветер. Рыжие метёлки тростника качались на сухих стеблях взад и вперёд, словно хотели согреться. Пусто и неуютно было на Ключах. Даже в новом бушлате Миша быстро продрог.
Он поднял воротник, натянул на самые уши серую кепку и стал, как журавль, вышагивать по берегу. Здесь камни были втоптаны в песок. Может, среди них?..
Один раз Мишу обманула стекляшка: она так удачно притворилась хрусталиком. Но из-за неё только промокли штаны на коленях, и стало ещё холоднее. А не бросить ли это дело? Дома сухо, тепло. Но как заманчиво блестит разноцветная галька во влажном песке! Миша ещё ниже наклоняет голову: вот коровий след, заполненный водой, вот пустая ракушка на песке, вот куст ивняка. Дальше нельзя — болото. Возле куста Миша поворачивает и идёт в обратную сторону. Вот… Постой, постой! Что это? В тёмном песке чёрное окошко, как промёрзшее до дна озерцо. Ого! Грань! Да какая! Щепкой — сломалась: гнилая! Снова пальцами! Уже обкопал с одной стороны. Теперь подковырнём! Поддаётся! Скрипит зубами песок, жаль отдавать Мише своё сокровище. Ну, ну, отпускай! Подержал, и хватит!
Какой отличный кристалл! Миша наконец выпрямился.
Болела затёкшая шея. От ледяной воды ныли пальцы. Но зато в кармане бушлата лежал чистенький горный хрусталь. Хрусталь лучше илькиного. Хрусталь, найденный не кем-то и не когда-то! А вот только что он сам, Миша Крюков, выкопал его из песка и отмыл от грязи.