Трясло меня после боя, мутило, просто ужас. Нашелся у нас старый вояка, в империалистическую войну сражался. Влил в меня треть фляжки спирта. Поначалу, я даже не почувствовал его вкус, а спустя десять минут меня сильно разобрало. Полностью исчез страх, мандраж и отвращение от обезображенных трупов противника и наших бойцов. А еще через некоторое время я отключился, сказалось нервное напряжение. В себя пришел лежа на телеге, меня подобрали, посчитали раненым.
А потом мы бежали. Я не оговорился, по- настоящему бежали. Гнал нас немец впереди себя танками. Какое-то подобие обороны под Смоленском организовали. Знатно повоевали, но и оттуда нас выбили. Вновь отступали с боями и потерями. Я уже не помнил, какой по счету у меня был полк.
Под Москвой, меня, мало-мальски знающего немецкий язык, отправили на спецкурсы при городском отделе НКВД. Стал я служить вначале в дивизионной, а затем в армейской разведке. Тяжелая и опасная служба. За всю войну мой взвод, а потом и рота, только офицеров притащила к нам семьдесят пять голов. Солдат и всяких фельдфебелей я даже не считал. Победу я встретил в госпитале, в тридцати километрах от Берлина, поймал осколок в плечо, обидно было, не расписался на руинах рейхстага.
После войны, для меня мир не наступил. Откомандировали в Прибалтику, ловить «лесных братьев» и их пособников. Перед отъездом, к новому месту службы посетил Минск. С первых дней войны не имел информации о своих родственниках. Отправлял запросы, но без толку, приходили стандартные отписки.
Минск не узнал совершенно. Город лежал в руинах. С трудом нашел одну нашу пожилую соседку. Она и рассказала о судьбе моих родных. Отец с матерью погибли при бомбардировке города авиацией фашистов, а сестры Фира и Эля, сгинули в гетто. Была еще надежда, что старший брат Моисей выжил, он служил еще до войны, политруком где-то в Карелии. Спустя год, я выяснил, что братишка на Карельском фронте сложил голову в 1942 году. Еще целый год я писал запросы, разыскивал других родственников отца и матери, но не судьба, информации ноль. Погоревал немного о своем сиротстве, и с головой окунулся в работу.
Вызов в Кремль в декабре 1947 года, был для меня, громом среди ясного неба. Такие вызовы неспроста. Нас двадцать пять молодых и не женатых офицеров с боевым опытом, исключительно евреев по национальности, принимал лично Сталин. Нам предписывалось выехать на постоянное жительство в создаваемое на Ближнем Востоке, с участием Советского Союза, новое государство Израиль. Всем холостякам было приказано, обзавестись женами еврейками в кратчайшие сроки. Список и фотографии девушек-евреек, сотрудниц НКВД прилагался. Одно дело жениться по любви, а другое дело жениться по приказу. Мне с Рахилькой повезло, нашлись общие интересы, да и характером сошлись, как сейчас модно выражаются. Дальше пошла учеба и инструктажи в ведомстве Берии, подписки разные. Одним словом готовили к работе основательно.
В марте 1948 года я впервые ступил на землю Израиля. Тяжелое было время, окружение одни враги, с ними нужно бороться. Засучив рукава трудились. Родили первенца — Семена. Начали из Советского Союза поступать плохие вести. Еврейские центры по всей стране закрывались, деятели культуры, искусства и науки подвергались репрессиям, из библиотек изымались книги. Почти по всей стране были закрыты синагоги, дело доходило до погромов. Не очень мне это понравилось, да и моим соратникам тоже.
В дальнейшем ситуация с еврейским вопросом в СССР только ухудшалась. Наши связи с НКВД, ранее интенсивные, постепенно сошли, на нет. Когда умер Сталин и арестовали Берию, я для себя решил, что жизнь в Советском Союзе уже в прошлом, нужно создавать для себя новое государство. И таким государством я определил свою семью. Для ее блага я не жалел ни сил ни энергии. Сегодня ты видишь, что из этого получилось. Крепкое и уважаемое семейство Леверт, расправило свои крылья на землях Израиля. И я горжусь этим. Не зря я до семидесяти пяти лет крутился, как белка в колесе, в рядах Моссад. Удивлен? А где, по-твоему, должен был работать «выкормыш» структуры Берии? Не в кибуце же мне помидоры выращивать, я этого не умею. Рахиль, кстати, тоже служила вместе со мной. А форму советскую генеральскую одеваю из уважения к государству, которое меня вырастило, и дало возможность начать новую и счастливую жизнь. Да, ладно, что я о себе, да о себе, пора и о твоей личности поговорить.