— Григорий Александрович, — жалобно позвал я, — ребята же меня презирать будут.
— Это серьезный разговор, — с облегчением сказал Званцев. — А то дуришь мне голову всякими лампочками! Сашка сейчас слетает к твоей муттер и скажет, что вас тут задерживают на всю ночь. А я подожду в ресторане.
— Не надо, — беспомощно сказал я.
Шутка сказать, привезти сюда мою маму! Она немедленно уведет меня домой (детям нельзя работать так поздно!). А потом еще пожалуется директору на Геннадия Николаевича.
— Слушай-ка, — сказал Званцев. — Может, ты не хочешь оказать мне услугу?
— Хочу, — буркнул я.
Машина зафырчала и стала разворачиваться.
Только минут через пять меня окликнул Сергей.
— Едва нашел эту времянку, — сказал он мне через дверь. — Ты здесь?
— Нет! — ответил я со злостью. — Улетел!
— Открыть?
— Как ты думаешь?
— Наверх пойдешь?
— Пойду!
За эти пять минут я придумал единственный в моем положении выход. Пока не приедет мама, я буду работать так, чтобы к ее появлению совсем лишиться сил. Этим я хоть немного накажу себя и отчасти успокою свою совесть, которая никак не хочет учитывать, что я бросаю ребят только ради друга.
— Правда, пойдешь?
— Пошел ты к черту! Открывай!
— Дай честное комсомольское!
— Честное комсомольское! — закричал я в бешенстве.
Серёга открыл. В полутьме я едва различил, что он улыбается и протягивает мне железную хворостинку (времянку он прижимал к боку другой рукой).
— На, — сказал Серёга.
— Отстань! — сухо ответил я, проходя мимо.
Серёга сзади потыкал меня прутом и весело сказал:
— Двинь меня разок — и сквитаемся.
Я обернулся, вырвал у него прут и швырнул его в сторону. Прут звякнул и откатился. Перепрыгивая через ступеньки, я побежал наверх.
— Рассердился, да? — послышался снизу голос Серёги. — Ну и дурак! Сам потом благодарить будешь.
Я не ответил.
Уже подбегая к нашему этажу, я столкнулся с Аней и Мишкой.
— Что вы там возитесь! — спросил Мишка. — Нас за вами послали.
Аня поспешно сказала, как будто эту новость необходимо было сообщить сейчас же:
— Кстати, Верезин, ты можешь не приносить мне «Жана Кристофа». Мне Миша обещал. Правда, Миша?
— А ты обещала взять его с собой на Курилы? — спросил я и, отодвинув Мишку плечом, стал спокойно подниматься дальше.
Аня ахнула.
— Дурак! — крикнула она мне вдогонку.
Я слышал, как она заплакала и как Мишка начал ее успокаивать. Потом к их голосам присоединился голос Серёги. Я почему-то вдруг почувствовал себя среди них посторонним. Может быть, потому, что меня скоро увезет отсюда мама?..
Мы закончили работу раньше, чем ожидали.
Когда я понял, что первая лампочка зажжется прежде, чем приедет мама, у меня отлегло от сердца. Это было спасением. Мне не придется совершать подлый поступок. Я не лишусь заслуженной радости и увижу первые результаты своего труда. Впрочем, если бы Григорий Александрович требовал от меня только этой жертвы, я бы ни секунды не колебался.
Мы уже сложили инструменты, а Виктор все еще ходил вдоль стен и при свете времянки придирчиво осматривал как бы наспех намалеванную, неровную алебастровую дорожку. Время от времени он недовольно качал головой (у нас перехватывало дыхание). Но бригадир только бормотал:
— Завтра придется подчищать. — И шел дальше.
У последнего угла Виктор особенно долго задержался. Потом, подмигнув Геннадию Николаевичу, он проговорил:
— Шабаш! Девки, открывайте пол-литры!
В комнате сразу поднялся шум. Девочки бросились открывать бутылки с виноградным соком. Из рук в руки передавались куски колбасы, конфеты, бумажные стаканчики.
Геннадий Николаевич подошел к выключателю.
— Все готовы? — спросил он.
— Погодите! — испуганно закричал Серёга. — Времянку же погасить надо!
Супин, который стоял ближе всех к переносной лампочке, обжигая руки, торопливо вывернул ее из патрона. Разом наступила темнота. Постепенно вырисовались очертания рук, протянувших стаканчики к одинокой лампочке под потолком.
— Включать? — взволнованно спросил Геннадий Николаевич.
— Ур-ра! — завизжала Ира Грушева.
Вслед за ней все грянули «ура». Меня кто-то облил виноградным соком. Мы кричали «ура», а свет не зажигался. В конце концов все смолкли.
— Геннадий Николаевич, что же вы не включаете? — послышался обиженный голос Мишки.
— Я уже десятый раз включаю, — растерянно ответил Геннадий Николаевич. — Не горит.