Мишку Павлова, сына Осокина, привезли в услужения господам Филимоновым в десятилетнем возрасте из далёкой рязанской деревни. Четыре года он честно служил, господа его не замечали: ну, бегает мальчонка, и бегает.
А мальчонка вырос не по годам и в свои четырнадцать, выглядел на все восемнадцать. Наверное, сказалась хорошая кормёжка в барском доме. И захотелось ему бабу так сильно, что хоть на стенку лезь. Вот он как-то раз и пристал к Дуньке Смирновой. Ей в ту пору уже исполнилось восемнадцать лет, девка-перестарок, а господа замуж её почему-то не отдавали. Долго он к ней присматривался, да и она на него заглядывалась, а тут лето, кровь кипит, решился. Зажал её Мишка в чуланчике и стал шарить жадными руками по её лакомому телу. Дуня резко оттолкнула его:
– Ты что это, Мишка, взбесился? Никак угорел?
– Ничего я не угорел. Бабу хочется, – честно признался Миша.
– Хочется – перехочется.
– Я всё для тебя сделаю, только дай.
– Дай! Кусай! Сначала сделай.
– А что сделать-то?
– Рубль серебряный принеси, тогда посмотрим.
Дуня засмеялась серебряным колокольчиком, оттолкнула паренька и пошла по сеням, покачивая бёдрами. У Мишки аж дыхание перехватило.
Рубль – большие деньги, Дуня на то и рассчитывала, что мальчишки такие деньге взять негде, потому и отстанет.
Мишка задумчивый и растерянный вышел со двора, прошёл закоулками на Ильинку, а по ней на Красную площадь.
Шум, гам стоял на площади: народ продавал, покупал, просто бродил между рядами лавок. Побрёл и Мишка. И что его дёрнуло вытянуть из кармана прохожего носовой платок. А с другой стороны, он так соблазнительно торчал белым уголком из кармана: ну, как не взять? Выдернул, скомкал в руке и положил платок в свой карман и тут же постарался затеряться в толпе. Сердце бешено колотилось, но страха не было. Мишка бесцельно походил между рядов, сердце успокоилось, он пошёл вниз по Васильевскому спуску, под гору, там тоже шёл торг.
Ну, и что делать с этим платком? Здесь, под горою, торг более мелкий без лавок, на ногах. Торговали как с лотков, так и просто с рук. Мишка подошёл к торговке, у которой в левой руке зажаты штук двадцать платков.
– Чего тебе? – недоброжелательно спросила баба.
Мишка показал платок.
– Продаёшь? – полушёпотом спросила торговка.
Мишка кивнул. Торговка молниеносно отобрала у него платок, а в своей ладони он почувствовал маленький кружок.
– Иди отсюда, парень, – сказала торговка, – не хочешь покупать – иди с Богом.
Мишка отошёл подальше, разжал кулак. На одной стороне монетки изображён двуглавый орёл, на другой написано: алтын. Мишка с тоской подумал, что до рубля ему долго таких монеток собирать. Он опять поднялся на Красную площадь.
Мишка никогда не занимался физической работой, руки у него мягкие, ладони узкие, пальцы длинные живые. У него ловко получилось залезть в чужой карман и вытянуть оттуда платок и несколько монеток. Монеток оказалось пятьдесят одна копейка, платок он живо обменял на алтын и того у него оказалось пятьдесят семь копеек, до рубля осталось набрать совсем немного. Третья кража оказалась неудачной. Попался. Мишку избили и, самое обидное, вывернули карманы и забрали все деньги. Мишка долго плакал у Кремлёвской стены, но слезами горю не поможешь. На четвёртой краже он выдернул шёлковый платок нагло, почти в открытую, показал бывшему обладателю платка язык и скрылся в толпе. Мишка решил, что на сегодня приключений хватит, а платок оставить себе на память, на удачу. В усадьбе Филимоновых управляющий Гаврила отчитал его зато, что он где-то шлялся, Мишка хмуро выслушал его и сказал, что всю работу, какую надо исполнить, он сделает.
Спал Миша в эту ночь плохо, его тянуло туда, на Красную площадь. Утром, быстро переделав все дела в усадьбе, он рванул на торг. Ему повезло сразу, из первого кармана Мишка извлёк рубль двадцать и платок. Платок продал знакомой торговке, в кармане у него звенело один рубль двадцать три копейки, и Мишка решил больше не испытывать судьбу. Хотел было потратить двадцать копеек с алтыном, да не придумал на что.
В усадьбе он отыскал Дуню и показал ей рубль.
– Ночью могу принести.
Дуня презрительно фыркнула и молча ушла. Миша целый день думал: идти ему ночью к Дуне или не идти. Вечером решил, что идти, если выгонит, то рубль цел будет.