– Птиц надо выпустить или подарить кому-нибудь, – сразу же заявила тетя Софи, – от их трескотни у меня раскалывается голова.
– Но Микли и Лили не делают ничего плохого, – возразил Джимми.
Тетя Софи придала своему лицу насмешливое выражение, как, впрочем, делала всегда, когда собиралась сказать что-либо неприятное.
– Да, вот так время... – вздохнула она. – Маленькие мальчики не только не делают то, что им приказано, но еще и возражают взрослым. Вот как обстоят теперь дела в нашей стране, а мне это очень не нравится. Очень!
До сих пор Толстяк не мог оторвать глаз от жаркого, но после этих слов он перевел взгляд на тетю Софи и долго смотрел на нее в глубокой задумчивости.
– Тетя Софи, – проговорил наконец Толстяк, – скажи: тебе когда-нибудь кто-нибудь говорил, что ты красивая, умная и вообще прекрасная женщина?
Тетя Софи заулыбалась и сказала:
– Ну, предположим, нет, не говорили...
– Значит, не говорили?! – подпрыгнул Малыш, – Тогда почему тебе в голову пришла такая нелепая мысль?
– Малыш, перестань! – быстро сказал Джимми.
Но тут Малыш вдруг обиделся не на шутку.
– «Малыш, перестань! Малыш, перестань!» Только это я от тебя и слышу! – возмутился он. – Почему ты меня все время одергиваешь? Я же не делаю ничего плохого? Правда?
Он растерянно посмотрел на мишек-гамми. Но те были погружены в созерцание съедаемого жаркого. А учитель музыки предложил тете Софи еще и цыплячью ножку.
Тетя Софи впилась зубами в цыплячью ножку, а потом сказала своим насмешливым тоном:
– Да, спасибо! Хотя этому цыпленку уж наверняка не меньше пяти лет...
Дядя Карл поморщился.
Тем временем тетя Софи закончила есть, встала из-за стола и пересела в кресло у журнального столика, чтобы заняться нью-йоркскими новостями, напечатанными в газетах.
Малыш со злобой посмотрел на нее.
– Какая все-таки она противная, – проговорил он. – Даже не угостила никого.
Он в два прыжка оказался рядом с учителем музыки, который наигрывал на фортепиано. Несколько секунд Малыш прислушивался, а затем начал в так музыке похлопывать дядю Карла по плечу. Удары его становились все сильнее, и вдруг дядя Карл отпихнул Малыша от себя с такой силой, что медвежонок кубарем пролетел через комнату и – раз! – очутился прямо на коленях у тети Софи!
Мишки-гамми радостно запрыгали по комнате.
– Йо-хо-хо! – завопил Малыш и, не дав тете Софи опомниться, удобно расположился у нее на коленях, свернулся калачиком и воскликнул с довольной улыбкой:
– Давай поиграем в бабушку и внучка! Рассказывай мне сказку, только не очень страшную, а то я испугаюсь.
Тетя Софи меньше всего на свете хотела быть бабушкой, а, кроме того, она увидела что-то интересное в журнале. Поэтому она, недолго думая, схватила Малыша и поставила в угол. Повернувшись к дяде Карлу, тетя Софи сказала довольно громко:
– Знаете, что я прочла в журнале и в недавней газете? Одну и ту же информацию... Будто здесь, в Нью-Йорке, летают какие-то Гуманоиды... Вы не слыхали ничего о них?
Джимми замер от ужаса. Только этого еще не хватало! Ну почему тете Софи попалась на глаза именно эта статья? Ведь со дня ее публикации в газете прошла уже целая неделя!
Однако, к счастью, тетя Софи пока только издевалась и иронизировала над тем, что было напечатано.
– Они думают, – сказала она, – что теперь им все сойдет с рук, любой бред... Лишь бы заработать деньги... Знаю я эти дурацкие сказки! Разве вы, уважаемый Карл, видели хоть раз этих самых гуманоидов?
У Джимми перехватило дыхание. Он даже задрожал и покрылся испариной. «Если дядя Карл сейчас расскажет тете Софи, что эти невоспитанные школьные товарищи Джимми тоже умеют летать, все пропало, – думал Джимми. – Во всяком случае, тогда у тети Софи обязательно возникнут подозрения...»
Но учитель музыки, видимо, вовсе не считал, что в мишках-гамми, которых он принимал за обыкновенных ребят, есть что-то необычное, даже их умение прыгать и летать не вызывало у него никаких странных ощущений, кроме одного – эти мальчишки ему до смерти надоели! И он пробурчал недовольно, наигрывая нехитрую мелодию на фортепиано:
– Гуманоиды? Что-то я о них не слыхал... Наверно, обычная газетная «утка»...
У Джимми вырвался вздох облегчения. Если б ему только удалось уговорить мишек-гамми никогда, никогда не летать при тете Софи, не подпрыгивать до потолка, то, может, все как-нибудь и обошлось бы.