Он время от времени разводил руки в стороны, словно пытаясь обнять пламя, потом вздевал их к небу, чей цвет так поразительно напоминал цвет плаща Икторна... Из леса, окружавшего замок, вдруг донесся протяжный тоскливый вой множества волков.
– Это колдовство!.. – зашептали гномы. – Взаправдашнее колдовство!.. Наш герцог – молоток!
Когда они снова подняли глаза на Икторна, то увидели, что он сидит на корточках, уперевшись руками в землю, и, запрокинув голову, молча уставился в сторону луны.
– Пусть плешивый Итамар выклюет мне левый глаз, если я вру! – вдруг пропищал Ябеда. – Посмотрите-ка на огонь! Он черный!
Гномы ахнули, потому что Ябеда, как это ни удивительно, и в самом деле не соврал. Пламя костров вдруг стало темнее самой ночи. Казалось, на том месте, где только что горел огонь, кто-то хорошо поорудовал гигантскими волшебными ножницами: десять черных дыр, через которые, наверное, просвечивал космос, зияли на Заветной Поляне... Черная пустота, как привиделось Ябеде и его соплеменникам, втягивала в себя жидкий призрачный свет лунной ночи.
От страха желудки гномов громко заурчали. Икторн удивленно оглянулся на этот странный звук и, заметив испуганно жмущуюся к деревьям компанию, самодовольно ухмыльнулся.
– Кобольды только что сказали мне, что существа с таким богатым внутренним содержанием мрака, как у вас, гномов, им очень даже симпатичны.
– Серьезно? – заикаясь, поинтересовался О’Столоп.
– Серьезно, – кивнул герцог. – Ваша темнота и дремучасть отныне станут известны даже на Луне.
– А это хорошо? – О’Столоп слегка приободрился.
– Узнаешь, когда познакомишься с лунными кобольдами поближе, – усмехнулся Икторн.
– Они прилетят сюда? – хором выдохнули сразу с десяток гномов.
– Обязательно. И очень даже скоро.
Глава 7
– Так почему ты решил назвать его Гассом?
Бернис присела на теплый, прогретый ласковым солнцем камень, не спуская глаз с сына. Тот резво носился по каменной площадке, нависающей над скалами (самая высокая точка в королевстве), делая первые робкие попытки выдыхать огонь из своей крохотной розовой пасти.
Рядом, не отставая от дракончика ни на шаг, прохаживался Элдуин. Время от времени слабый синеватый огонек, порожденный дыханием его ребенка, воспламенял пучки сухой прошлогодней травы, оставшиеся после зимовки. Элдуин, с удовлетворением хмыкая, затаптывал траву (я уже не раз слышал, что самые талантливые поджигатели были самыми талантливыми пожарными).
– Неужели имя Гасси тебе кажется таким странным? – ответил он вопросом на вопрос.
– Нет, оно звучит приятно, – Бернис, задумавшись, нахмурила бровь. – Гасс – это словно ветер, который летит навстречу и поднимает тебя вверх.
– Да, – после некоторой паузы согласился Элдуин. – Пожалуй, в этом имени что-то есть от ветра.
– Еще бы!..
– Но я, когда называл сына Гассом, имел в виду нечто другое.
Бернис с пониманием покачала головой.
– Должно быть, ты выдумал новую фигуру высшего пилотажа и...
– Нет, дорогая, – мягко прервал ее король-дракон. – На этот раз ты ошиблась. Имя Гасси я придумал, когда смотрел сегодня утром на восход солнца.
– Оно поднималось с таким свистящим звуком? – улыбнулась Бернис.
– Этот звук издавало не солнце, а трава. И это не свист, а вздох.
– И как, интересно, тебе удалось найти траву среди наших голых неприступных скал?
– А я летал в Пятачок Альфреда. Там пока что не бьют за нарушение воздушной границы. В стране людей полно травы, полно деревьев... Когда первые солнечные лучи касаются их, они еле слышно вздыхают, вот так: г-г-х-а-а-а-с-с-с...
– Точно, – энергично закивала головой Бернис. – Я часто слышала этот звук. Когда была немного моложе. Теперь я вряд ли обратила бы на него внимание.
– Ты говоришь так, словно тебе уже стукнуло пятьсот пятьдесят лет.
– Стукнет через пару недель, – пожала плечами королева.
– Но ведь это еще так нескоро!
Вдруг рядом послышался спокойный тоненький голос:
– А я с вами не согласен.
Элдуин и Бернис удивленно глянули друг на друга, а потом посмотрели вниз, туда, где игрался их сын.
Гасси уселся на краю площадки, свесив лапы, и задумчиво смотрел вдаль.
– Мне не нравится это имя, – повернув голову к родителям, заявил он.
– Но ты... ты... – силился промолвить Элдуин, – ты еще не должен разговаривать! Драконы начинают говорить только к тридцати четырем годам!
– Если бы я умел считать до тридцати четырех, то, видимо, так и сделал бы. А сколько мне лет сейчас?