- Я вас могу понять, - глубокомысленно покивал головой Толстяк. - Вы слишком заняты биржевыми новостями?
- Я никакого представления не имею о бирже, - сознался Говард, чувствуя, что собеседник просто сочтет его полным кретином.
Толстяк покашлял в лапу, совершенно не зная, о чем же еще спросить. Он в эту минуту пожалел, что слишком много времени уделяет отдыху, мог бы почитать две-три книжки о джентльменах и почерпнуть оттуда кой-какие знания.
- Тогда не разделите ли с нами ужин? - предложил Толстяк, точно зная, что никто от такого занятия не откажется.
- Я очень благодарен вам, - прижал к груди руку Говард, - но мне даже неприятно думать о пище. Не примите мой отказ за обиду. Я вам очень признателен. Если позволите, я посижу у камина, а вы поужинайте.
- Чего спрашивать, - удивился Ворчун, - вы хозяин замка!
Толстяк тихо пихнул в бок Ворчуна и сказал:
- Мы немножко проголодались...
- Еще бы! - признал Говард.
- Тогда с вашего позволения...
И как ни хотелось Толстяку быстрее сесть за стол, однако он задержался, чтобы предупредить Говарда.
- Сэр, только не садитесь на то кресло, - показал он, - оно имеет усыпляющее свойство. Я это сам испытал.
- Не бойтесь, мистер, я очень мало сплю.
Толстяка очень занимало, почему сэр Говард мало спит, но еще больше ему хотелось поесть. При этом надо учитывать, что Толстяк знал, как вкусно готовит Бабушка. Он первый ринулся к столу.
Пока мишки ужинали, Говард смотрел на каминный огонь, подбрасывая поленья, и думал. В его голове рождались стихи.
Ему и впрямь казалось, что не пламя пылает перед ним, а Она в ярком алом платье танцует, зубы ее ослепительно сверкают, движения стремительны, неуловимы и прекрасны. Он так явственно вообразил, что видит Ее, что загляделся, и вздрогнул от неожиданности, когда услышал рядом:
- Сэр Говард!
Он посмотрел по сторонам. Мишки, отужинав, расселись вокруг него, и Толстяк обращался к нему.
- Могу ли я спросить?
- Что угодно? - кивнул Говард.
- Тогда скажите нам, почему вы не замечаете погоды, не интересуетесь видами на урожай, почти не едите и мало спите? Может, вы чем-то заняты?
- Да, я очень занят, - согласился Говард.
- Чем же?
- Я думаю.
- И все?
- И все. Я только думаю.
- О чем же, сэр Говард? - спросила Солнышко, удивленно вскинув брови.
- О Ней.
Говард торжественно посмотрел на своих гостей.
- Я поняла! - воскликнула Солнышко. - Вы влюблены!
- Ты права, моя девочка, - признался Говард, - я действительно влюблен, и если бы вы были так любезны и согласились выслушать меня...
- О чем вы говорите, сэр?! - развел лапы Толстяк.
- В самом деле, - буркнул Ворчун.
- Конечно согласны! - воскликнули одновременно Малыш и Солнышко.
- Говорите, сэр, если это вам облегчит душу, - кивнула Бабушка.
- У нас, у медведей, поступки гораздо более объяснимы, чего не скажешь о людях, - начал Колдун, - особенно когда это касается такого понятия, как любовь, когда человек почему-то теряет способность логического мышления и поддается одним эмоциям, зачастую необъяснимым, что приводит меня в состояние растерянности, смешанной с удивлением.
- Все? - толкнул его в бок Ворчун.
- Что все? - изумился Колдун. - Я начал излагать мысль и мне важно ее закончить, потому что это поможет нам всем понять сэра Говарда. В той книге, которую я забыл дома, есть объяснение тому чувству, которое именуется любовью, но я запамятовал формулировку и хотел бы сейчас попытаться своими словами объяснить вам.
- Может быть, не надо? - довольно выразительно посмотрел на Колдуна хмурый Ворчун.
- Не мешай сэру Говарду, - попросила Солнышко.
- А детям пора спать, - заметил Ворчун.
- Где вы тут увидели детей? - возмутился Малыш.
- Хорошо, хорошо, - поднял руку Говард. - Я могу послушать Колдуна, но уверяю, что о любви никто ничего не знает, кроме меня. Я не стал бы так смело утверждать подобное, если бы не перечитал сотни книг и не убедился, что самые великие авторы имели весьма смутное представление о любви.
- Даже так? - заинтересовался Ворчун.
- Тем более интересно вас послушать, - заявил Толстяк, который про себя удивился, что не хочет есть и спать.
То, что не хотелось перекусить чего-нибудь, объяснялось просто - он только что вышел из-за стола. Но спал-то он когда? Добрый час прошел. В другое время его уже тянуло бы в уютное местечко, а теперь сна не было ни в одном глазу.