Чарлз Дарвин открыл, что под воздействием изменённых условий жизни у организмов появляются те или иные незначительные, случайные изменения. Если эти изменения оказываются полезными для организма в его борьбе за существование, то они усиливаются от поколения к поколению, что приводит к образованию новых полезных приспособлений и признаков. «Ни у одного вида в дикой природе, — говорит Ч. Дарвин, — не может создаться такого приспособления, которое было бы для животного вредно».
И это, конечно, верно. Для змеи, например, было бы бесполезно и даже вредно выражать эмоцию страха каким-либо звуком. Ей некого предупреждать об опасности, так как змеи живут в одиночку, а не стадами. Поэтому ей лучше уползти от грозящей опасности потихоньку, не производя лишнего шума, что змея обычно и делает. Вся эмоция страха выражается у неё в бегстве. Точно так же змее ни к чему явно выражать гнев. Ей опять-таки выгоднее подползти втихомолку и схватить жертву, пока она не успела заметить опасность. Если змея вместо этого начнёт фыркать, реветь или рычать, то любой заяц, суслик или полевая крыса успеют удрать от неё. Ей не угнаться за ними, передвигаясь на брюхе.
Зайцу тоже, к примеру сказать, бесполезно рычать, оскаливать пасть, строить сердитую рожу и вообще выражать свой гнев по какому бы то ни было поводу. Его всё равно никто не испугается. Вот лев — дело другое. Он так рявкнет, приходя в ярость, что у бедной жертвы сразу отнимутся от испуга ноги. А льву только это и надо. По крайней мере, не придётся гоняться за жертвой.
Легко представить себе, какое огромное значение для наших звероподобных предков имела способность выражать внешним образом свои чувства или эмоции. С тех пор как люди стали общественными существами, а это случилось ещё до того, как они овладели членораздельной речью, у них появилась потребность в способах общения между собой. Не умея говорить, они улыбкой могли показывать свои добрые, дружеские, не враждебные чувства друг к другу, улыбкой могли одобрять чьи-либо действия или поступки. В улыбке, а может быть, и в громком смехе выражалась их радость по поводу успешных результатов каких-либо совместных усилий. Представьте себе группу наших обезьяноподобных предков, как они в течение долгого времени гонят по лесу оленя, наконец выбившись из последних сил, изголодавшиеся и истерзанные, загоняют его в заранее приготовленную ловушку, то есть в вырытую в земле яму. Те из них, которым посчастливилось видеть, как олень упал в яму, прыгали от радости, хлопали себя ладошками по голому животу и издавали инстинктивный крик радости:
— Ха-ха-ха! (Сейчас, мол, покушаем!)
Для остальных этот инстинктивный, неосознанный крик являлся сигналом того, что цель общих усилий достигнута, и не в силах сдержать своей радости они издавали тот же торжествующий крик:
— Ха-ха-ха!
Или, может быть:
— Хе-хе-хе!
Или же:
— Хи-хи-хи!
Как кому нравилось.
Если эмоция страха может выражаться не только в предостерегающем крике, но и в испуганной, настороженной позе животного, то одной такой позы всё же недостаточно, чтобы предупредить об опасности сразу всё стадо. Звуковой сигнал в данном случае лучше, так как моментально достигает до всех ушей. Точно так же улыбка хороша в общении один на один. Но когда возникает потребность сообщить о своей радости сразу всем, то одной улыбки становится мало. Весьма возможно, что громкий смех появился у человека в силу потребности сообщать всем остальным членам коллектива о своей радости, а потребность эта могла возникнуть при каких-то совместных трудовых действиях, то есть при более тесном общении, чем это случается даже у таких высокоразвитых животных, как человекообразные обезьяны. В те тяжёлые, суровые времена радость коллективно действовавшего человека была часто общая, коллективная радость. Наш обезьяноподобный предок знал по опыту, что если появилась причина радости для одного, то она, возможно, появилась и для всех остальных. Видя радость соседа, он и сам начинал радоваться. Может быть, поэтому громкий смех и теперь действует на нас заразительно. Услышав, как кто-нибудь громко смеётся, мы часто невольно улыбаемся, иногда даже смеёмся. Опытные актёры знают, что зрители тем дружнее реагируют на смешное, чем больше их в зале. Многие гораздо легче предаются веселью, когда рядом веселятся другие.