Средство оказалось верным: жуки после щелчка прятали пленчатые крылья, притворялись мертвыми, потом оживали, но уже лететь не пытались.
Однако устеречь их оказалось не так просто: они то и дело пробовали забраться на барские посевы. Прискакав на палке через несколько минут к «пастухам», «Алпатыч» — Митька заметил двух хрущей, спокойно ползавших чуть ли не на середине графского овса.
— Ты что ж это смотришь, собакин сын! — закричал Митька на Сашку.
И, собрав в руку хрущей, он взял Сашку за шиворот и повел его к «барину» — Мишке.
— Вот, господин сиятельство, — сказал он Мишке, показывая на Сашку, — весь овес потравил…
— Овес? Ну-ка иди сюда!
Мишка довольно сильно дернул Сашку за волосы.
— Ладно, я тебя тоже так, когда буду барином, — сказал Сашка.
— И не разговаривать, а то в подвал посажу! — грозно сказал Мишка. — Отдать ему вон ту маленькую, а вон ту толстенькую, на коротких ножках, должно быть макарьевского пригона, я оставлю за потраву себе.
Сашка не знал, что делать.
— Ну что, как остолоп, стоишь! Кланяйся, бери корову да скорей уходи! — крикнул Мишка. — А ты иди-ка еще проверь, — приказал он Митьке — «Алпатычу»: — если застанешь в хлебах, моей властью на месте пори…
На этот раз хрущи в огромном количестве были не только на овсах, но и на гречихе и на просе. Один Петька никак не мог сладить с ними.
— Это ты так пасешь? — затопал ногами Митька.
— Попробуй ты их упаси! — показал на хрущей Петька.
Митьке как-то сразу вспомнились все обиды, которые ему нынче причинил Петька: первое — утром не отломил пирога с молочной кашей, сам весь умолол; второе — утром не поверил, что его «белоголовый» на Боковку улетел; третье — охаял его соху. Он подставил ножку, свалил Петьку — «пастуха» — наземь и, придавив коленкой грудь, занес над головой палку, на которой только что скакал верхом:
— Жизни или смерти?
Петька не успел сказать ни «жизни», ни «смерти», как из-за кузницы подскочил его дед Никанорыч и так хватил черной ладонью по Митькину затылку, что тот кубарем покатился к груше-дикарке.
— Ах ты босота несчастная! — крикнул Никанорыч на Митьку. — А ты чтоб не смел мне с ними гулять, — погрозил он пальцем Петьке. — Марш отсюда к чортовой бабушке! — затопал он ногами на Мишку, Сашку и Олятку, стоявших уже возле избы бабки Дарьи.
Хныча и вытирая рубашкой окровавленный нос, Митька шел к ребятам и ругался:
— Ладно… чорт глухой… Все равно убью твоего Петьку, а тебе кузнечную дверь коровьим навозом обмажу…
Неожиданно из-за Мишкиной избы, с травой в фартуке и тяпкой на плече, вышла сердитая Митькина мать.
— Ты чего это? — неласково окликнула она Митьку.
— Чорт глухой нос разбил, — показал Митька на кузницу.
— Нос разбил?..
Мать подошла к Митьке и, ударив его по спине, крикнула:
— Вот тебе добавок!
Она хотела еще раз ударить его, но Митька скрылся во дворе Косой Дарьи.
Мишка с Сашкой нашли его в седом, прошлогоднем бурьяне. Он сидел и навзрыд плакал. Мишке стало его жалко.
— Молчи. Мы теперь не будем принимать Петьку играть, — сказал он, чтобы хоть как-нибудь утешить друга, — пусть теперь сам с собой играет.
— Меня вот Мишка тоже больно скубнул, а я не плакал, — сказал Сашка.
— А что ж, игра так игра, должна быть похожа на настоящую, — сказал Мишка.
— Я разве чего плачу… Я плачу не что Никанорыч побил, а что мать еще…
— Ну, мать… — по-взрослому рассудительно заметил Мишка, — мать тоже не зря… Это бы и моя побила и Сашкина. Без нас обойтись можно, а без Никанорыча не обойдешься: косу отбивать — к нему, серп или тяпку точить — к нему… А нас, как Семен Савушкин говорит, и кормят серп да тяпка… У меня вон Петька зимой съел золоченый орех. Я тоже обижался на мать, потом подумал-подумал — и верно мать сделала. Мы не богачи…
— Все равно не пойду домой ночевать. В поле где-нибудь буду ночевать, пусть волки съедят, — сказал Митька.
— Кому ж хуже? — все так же по-взрослому спросил Мишка. — Съедят — и всё. А на завтра я придумал уже другую игру.
— А какую?
— В разбойников.
Мишка вспоминает мужичьи рассказы про разбойника Савицкого и объясняет игру: кто-нибудь будет помещиком, кто-нибудь — бедными мужиками, а кто-нибудь — разбойниками. А вожаком разбойников будет сам Савицкий. Ночью разбойники нападают на помещичье имение, забирают деньги, всякое добро и раздают их бедным.
— Я буду Савицким, ладно? — сразу перестав всхлипывать, сказал Митька.
— Ладно, — соглашается Мишка.