Афанасу было лет пятнадцать, но в корыстных целях он вел дружбу с Мишкой и его товарищами. Корысть Афанас умел извлечь из всего: то научит ребят залезть в чужой сад и потом потребует свою часть; то затеет игру под пуговки или спички и обязательно обыграет.
Ребята чуть ли не каждый день плакали от Афанаса и все же обиды забывали быстро и дружбу с ним не бросали.
— А ты мастер брехню ковать, — насмешливо сказал он Мишке.
— А что ж нет, по-твоему, птицы-счастья? — смущенно спросил Мишка.
— Ну посмотри, где она! — задрал Афанас кверху голову.
В небе было чисто и тоскливо-пусто.
— Вы б лучше у Моргуна яблок накрали. Краснощекий ранет так и просится за пазуху!.. Пропускаете золотые денечки! — с укором бросил Афанас.
— И волшебного камня, скажешь, тоже не бывает? — снова спросил Мишка.
— Камень… — подумал Афанас, — камень — другое дело. Камни есть по сто тысяч, а сам не больше воробьиного яйца. Мне Никанорыч рассказывал…
Однако что рассказывал Никанорыч про камни, Афанас передать не успел, так как от кузницы донесся недовольный голос Никанорыча:
— Афонька!.. Вот паскуда парень, уже куда-то смылся…
Поспешно убегая от ребят, Афанас бросил:
— Вы ж не зевайте да мою часть не забудьте!..
Так ладно составившийся было план обогащения деревни рухнул.
Петька водил глазами по небу — видимо, искал птицу-счастье. Митька наблюдал, как две пчелы обшаривали цветущий подсолнух. Мишка смотрел в землю и большим пальцем правой ноги разминал комок земли.
Еще несколько минут тому назад он не только верил в птицу-счастье, но даже как будто чувствовал ее близкое присутствие. И вот после насмешки Афанаса она улетела и, уж наверное, никогда больше не вернется.
— Ты что, о птице горюешь? — весело спросил Митька. — Нету — и не надо. Камень без птицы все может сделать.
— Он еще, может, брешет. Ему поверь только! — заметил Петька. И снова настойчиво предложил свой план: — Я говорю, идемте к Кащею…
— Вот еще с Кащеем пристал, как маленький… Сказано ж тебе: куда ты пойдешь без петушиного слова! — озлился Митька.
И, видя, что угрюмость у Мишки не проходит, он предложил свой план:
— Мы давайте вот что: давайте прислушиваться к нищим. Под видом нищих бывают люди праведные. Они могут знать петушиное слово. Вот если кто из них слово обронит, мы тогда и пойдем к Кащею.
— Я обязательно подслушаю, — сказал Петька.
С неохотой, но принял это предложение и Мишка.
В Кащеево царство итти не пришлось. Дня через два камень сам появился в деревне. Первым о нем узнал Митька. Он прибежал к Мишке запыхавшийся и перепуганный и прерывающимся голосом сообщил:
— Наташкин отец приехал из Киева и привез ей волшебный камень… Горит разными огнями… Бегим скорей! Может, как-нибудь выманим…
— Петьке скажем?
— Ну его, Петьку! — нетерпеливо махнул рукой Митька.
Хата тетки Тани стояла глубоко в саду, особняком. В хате шел пир. Сквозь открытые окна доносились смех и пьяные голоса: высокий хрипловатый — Лексахи, Наташкина отца, шепелявый — тетки Тани и басовитый, будто шмелиный, — дьякона. Наташка, в новом яркожелтом платке с красными цветами и полинялом, когда-то бордовом платье, сидела под кудрявой грушей, облепленной желтеющими плодами, подбрасывала и ловила какой-то стеклянный камень. Камень, как показалось Мишке, был похож на ледяную сосульку, но когда Наташка подбрасывала его, он сверкал радужными искрами.
— Вишь, вишь, как огнями разливает! — толкнул Митька товарища.
— Должно быть, он, — прошептал Мишка.
Заметив ребят, Наташка заложила руки за спину:
— Не покажу вот…
— Покажи — семечек дам, — сказал Мишка.
— У нас свои есть…
— Ну, давай на «Соломон-оракул» поменяем, — предложил Мишка.
— На что он мне, твой оракул!
— Гадать будешь.
— А чего мне гадать! Я еще не девка, мне еще рано девиться…
— Тогда давай на карты поменяем, — сказал Мишка.
— И карты не нужны… Там уж и карты… — пренебрежительно сморщилась Наташка, — ничего не разберешь.
Больше ребятам нечего было предложить в обмен.
— И подержать не дашь? — спросил Мишка.
— Не дам… Камень — он дорогой, сказал отец.
Митька отозвал Мишку в сторону:
— Знаешь что? Давай вырвем и убежим.
— Да… вырви… Тетка Таня тогда головы поотрывает…
— А мы наведем на нее камень и — «прах тебе, прах тебе!»
Мишка замялся.
— Она нынче нам кувшин молока дала, — сказал он.
— А мало ей твоя мать делов делала? И огород полола, и жать будет… Думаешь, это даром?