— Яшкина!
Громче других был голос Митьки Капустина.
— А по-твоему как? — спросил Александр Петрович Ваньку Федотова.
У Ваньки задергалась щека, но он ничего не сказал.
— Верно, Яшкина рассказ лучше, и книжку придется отдать ему, — сказал Александр Петрович и добавил уже Мишке: — На большой перемене зайдешь ко мне в комнату.
И в классе начались обычные занятия.
Из школы вареновские ребята возвращались шумно. Они забрасывали шедших впереди боковцев комьями плотно слипавшегося снега и кричали:
— Эй, вы, кобылятниковы, может в войну сыграем?
Боковцы молчали. Ванька был мрачен.
— Ага, трусите! — подзадоривал Митька.
— Чего с дураками связываться! — бросил Ванька.
— Умник какой нашелся… Получил книжку? Вот она, книжечка, — похлопал Митька по Мишкиной сумке. — Дай я ему покажу, пусть хоть заглавие прочитает.
Полез он было в сумку, но Мишка махнул рукой и сказал:
— Брось, ну его…
Мишка шел молча, так как боялся, чтобы ребята не сказали: «Во, задавака… Книжку получил, так уже и хвастается…»
Чтобы отвязаться от вареновцев, боковцы пошли горой. Когда они уже взобрались на гору, Ванька обернулся и со злобой крикнул:
— Ладно! Он, Рябый, попомнит эту книжку… Учитель ему поправил, а говорит — сам написал… Острожник…
Митька остановился, как вкопанный, и спросил Мишку:
— Может, догоним да набьем?
— Пусть, в другой раз, — сказал Мишка.
Рвановцы пошли своей любимой дорожкой — по льду Гнилого ручья. Ручей протекает в густом ольховнике. Тут затишно. Кое-где попадаются незаметенные узенькие полоски зеленого льда, и по ним, разогнавшись и присев на корточки, хорошо скользить. Оттого дорога кажется почти незаметной, хотя до Вареновки по ручью больше трех верст.
Ребята понеслись, скользя по прогалинам, вслед за Митькой. Мишка отстал. Его переполнила радость. То не в счет, что Александр Петрович велел сторожихе Акулине налить Мишке большую чашку сладкого кофе с молоком. Были дела много важней кофе. Александр Петрович говорил с Мишкой как со взрослым и совсем не об уроках. Перво-наперво он спросил:
— Твоего отца выслали?
Мишка сказал, что выслали, и думал, что Александр Петрович скажет: «Плохой у тебя отец был». А он совсем другое сказал:
— Замечательный у тебя отец был, за мирское благо пострадал.
И Мишке от этих слов и радостно стало и плакать хотелось.
А потом он спросил:
— А не наблюдал ли ты еще каких случаев?
Случаев… Случаев Мишка знает очень много. И он рассказал Александру Петровичу про летающее сало, про волшебный камень, про пчелиный рой…
— У тебя цепкий глаз, и жизнь ты знаешь, как старик, — сказал Александр Петрович. — Ты про все то, что мне рассказывал, напиши. Отдельно про сало, отдельно про волшебный камень, отдельно про Рябого. За каждый рассказ я тебе буду давать книжку по твоему выбору и пять копеек деньгами. Понял?
Ну как не понять! Все Мишке понятно, только не верится.
— А когда соберем с десяток рассказов, хорошенько их вместе обработаем и пошлем в Петербург. А в Петербурге напечатают их книжечкой. Понятно? — опять спросил Александр Петрович.
Мишку даже в жар бросило.
— Вот как эта? — показал он только что полученную в подарок книжечку.
— Как эта, — подтвердил Александр Петрович.
— И в голубенькой обложечке?
— И в голубенькой обложечке. Только вот здесь, вверху, где написано «А. П. Чехов», будет написано: «М. Яшкин».
— Печатными буквами? — спросил Мишка.
— Печатными буквами, — подтвердил Александр Петрович.
Мишка долго смотрел в лицо учителю, думая, что он шутит и что вот-вот рассмеется. Но на лице Александра Петровича не было и намека на шутку.
…Приятели скрылись за крутым поворотом Гнилого ручья. Мишка заглянул в сумку и, убедившись, что голубенькая книжка лежит на месте, степенным шагом продолжал путь. Он обдумывал, о чем ему в первую голову написать: то ли про заячий хлеб, то ли про волшебный камень, то ли как он был пахарем.
За обедом его все время будто что-то подталкивало рассказать матери про радостный сегодняшний день, про Акимову душу, про голубенькую книжку, про волнующий разговор с Александром Петровичем, но он крепился, ожидая подходящего повода.
И только когда мать спросила, почему он отстал от ребят, не оставил ли его сегодня учитель без обеда, Мишка важно ответил:
— Я у него нынче в гостях был… Кофей пил… Он мне вот какую книжку подарил!
— За что же это он тебе? — обрадованно спросила мать.
— Значит, было за что… Думаешь, я праздники зря в хате просидел? Я про Акимову душу написал, а он мне книжечку эту и большую чашку кофею… И еще буду писать…
— Про какую душу? — не поняла мать.
— «Про какую, про какую»! — недовольно буркнул Мишка, вылезая из-за стола. — Про деда Акима, как она мухой летала.
— И за это книжку? — усмехнулась мать.
Мишку эта усмешка обидела:
— Александр Петрович, должно быть, чуть-чуть больше твоего понимает…
И чтоб ей можно было представить, каков Александр Петрович, Мишка, ложась спать, восторженно рассказывал:
— Он знаешь какой? Такого другого нет во всем свете. Нет спору, Клавдия Сергеевна, что учит первых и вторых, тоже простая. Но Клавдии Сергеевне не дойти до него. Он, как равный товарищ, на больших переменах играет со школьниками и в лапту, и в городки, и в чижика. А зимой не брезгает скатиться с ребятами на салазках… А когда Александр Петрович играет в лапту, ребята уходят в поле чуть не за версту — так далеко он бьет мяч. И мяч, не тряпочный, а настоящий резиновый, черный, он купил за свои деньги. Не меньше как полтинник отвалил… И девочки любят Александра Петровича. Вот, к примеру, Александр Петрович играет с ребятами в лапту, а девчонка подбежит к нему, тронет рукой и крикнет: «Пятно!» А он сейчас же палку бросит наземь, догонит девчонку и отдает «пятно» обратно. За то у мальчишек с девчонками всегда раздор.
И мужики любят Александра Петровича. Мужиков он по воскресеньям скликает в школу и о чем-то им читает и рассказывает. И мужики, Мишка слышал, говорили: «С ним поговоришь, как меду попьешь».
Только бабы говорят:
— Какой это учитель, когда он, как маленький, с ребятами играет!
Но что бабы понимают! Ведь они все поголовно и в Рвановке, и в Осинном, и на Боковке неграмотные.
— Ты слышишь? — спрашивает Мишка у матери.
— Слышу, слышу… Хороший учитель, — говорит из кухни мать, громыхая посудой.
— А задачи, — продолжает рассказывать Мишка, — все в уме решает. А один раз, должно быть, целый час читал стихотворение Пушкина «Полтава». А стихотворение это — целая книжка. А читал он напамять.
Мишка остановился, выжидая, что скажет мать.
— Такого учителя у вас еще не было, — сказала мать.
— И не будет, — подтвердил Мишка.
Он остался доволен, что мать наконец-то поняла, каков есть Александр Петрович.
…Есть у Мишки любимая рябая курочка. Курочка эта несет хоть мелкие, но крепкие яйца. В прошлом году на пасху яйцом от этой курочки Мишка выбил одиннадцать яиц и еще, может быть, выбил бы, да ребята не стали с ним биться. «У тебя, — говорят, — яйцо, должно быть, алебастровое».
Тогда Мишка, чтоб доказать, что яйцо неподдельное, разбил его о камень. Ребята удивились и пожалели яйцо.
Чтоб в этом году яйца были еще крепче, Мишка уже давно подкармливает рябенькую курочку мелом. А первое яйцо, которое бывает самым крепким, Мишка окрасит в темносинюю краску и на пасху подарит его Александру Петровичу. Не потому, что он голубенькую книжку Мишке подарил, а потому, что Мишка давно любит Александра Петровича. Подарит и скажет: «С любым бейся этим яйцом — не подведет».
Другие ребята, может быть, по десятку принесут, да только эти десятки и одного Мишкиного яйца не будут стоить.
— Ведь правда ж? — спрашивает Мишка у матери.
Мать не ответила. Мишка свесил с печи голову и увидел, что мать стоит на коленях перед густо облепившими угол иконами и шепчет молитву. Вот она подняла голову от земли, жалобно-просительно посмотрела на иконы, медленно перекрестилась и зашептала: