- Я помогла тебе. Ты поможешь мне. Так?
Отказать было невозможно. Да Миша и не собирался отказываться. Он только хотел уточнить для себя пару вопросов, чтобы потом... чтобы потом быть в полном распоряжении своей маленькой спасительницы.
- Ты мне только мастаков покажи. А потом зайдём куда в кафешку. Есть тут кафе?
- Есть. А мастаков - да вон они, в двух кварталах. Только сильно не таращься.
Миша повернулся в указанном направлении, да так и замер. Стена длинного дома, на окнах которого ещё не было занавесок, а у подъезда скамеек, расписывалась. Расписывала её, как сказали бы у Миши на родине, "бригада". Сразу несколько живописцев в ряд создавали Врата. Каждый из них, сверяясь с маленькой картинкой, не более открытки, переносил её на стену. Парочка наиболее шустрых, уже закончила работу и на "рабочем месте" отсутствовала, а их порталы успешно функционировали. Маленький кудрявый мастак, чей портал "ожил" буквально на глазах, брезгливо снимал с себя штуку, которую раньше Миша видел в руках у "взявшего" его полицейского.
- Кто нарисовал - до завтра свободны. А остальным - миска супа, чтоб не умерли, и куковать тут до рассвета.
- А ты откуда...
- Насмотрелась.
Кафе они нашли неподалёку. Маленькая ростовчанка за две недели успела прекрасно освоиться в городе. Миша заказал еду. Больше, правда, для Насти, чем для себя. Ему-то есть не хотелось, а вот девочка принялась уписывать обычные салатики с аппетитом, которому позавидовал бы даже Робин-Бобин Барабек. Рубли здесь, как и предполагал Миша, брали. Про другие валюты спрашивать он не решился, боясь в очередной раз попасть впросак.
- Я тоже нарисовала, - вымолвила Настя, как только её "червячок" был "заморен". У меня раньше так никогда не выходило, а тут... У нас же лицензии нет, обычно в карандаше в тетрадке что...
И Миша услышал, как девочка из южной казачьей станицы, никогда раньше не бывавшая дальше Ростова-на-Дону, решила расписать угол в сарайке, воспользовавшись обилием предназначенной для ремонта масляной краски. И расписала. Что называется - от души. И открыла. И обомлела от свершившегося чуда. И на радостях, прямо как была тогда в школьной форме, так прямо и шагнула в распахнувшийся перед ней мир. Ведь это мир был её фантазией и мечтой, местом, где не было лицензий на творчество. Ну, а после, после она элементарно не смогла выбраться обратно. Не было ни умений, ни красок, а много ли нарисуешь пальцем по штукатурке, да ещё так, чтобы выходило? Так, чтобы оно ожило?
Миша непроизвольно потрогал сумку с баллончиками. Да, если бы не прыжок в деревню, он вполне мог бы оказаться в схожей ситуации. Он вполне понимал девочку и охотно допускал, что после двух недель бродяжничества, она увидела в нём единственный шанс вернуться. Оттого и вытаскивала его, оттого и пыталась донести на Мойши нехитрый сценарий - отправить её домой, а потом... потом уже распоряжаться собой так, как вздуманье нападёт. И это значило, что ближайшей целью становилось возвращение. Не для себя - для неё. Как ни хотелось ещё чуток поразглядывать "иноземье", походить по нарисованному городу, а надо. Почему-то Миша внезапно осознал, что ответственен за эту маленькую девочку, которая уже неоднократно, словно между делом, раз за разом спасала его.
- Нарисуем, - он ещё раз потрогал заветную сумку, - Только... нужно место.
О том, что рисовать, долго размышлять не пришлось - конечно же, свою комнату. Ведь её он знал до мелочей, до потёртости на обоях Ведь это так легко - нарисовал и... дома. Труднее оказалось другое. В городе, где все стены были заняты картинами, трудно было найти пустую. Но и тут Михаилу подмогло эдакое шестое чувство - нюх графитчика. Где нет народа? Конечно же, на стройке. Когда нет народа? Когда он отдыхает. И вот уже они вместе с Настей проникают в комнаты того самого дома, возле которого вчера наблюдали работу мастаков.
- Ты... ты посиди в сторонке, хорошо? - Мишка не любил, когда смотрели, как он творит. - Вдруг кто...
Настя кивнула. Она вообще после того обеда в столовой говорила мало, только по существу. Казалось, что девочка в кафешке перед совершенно незнакомым парнем выплеснула всё, что накопилось, и теперь как бы ждала, ждала, получится или нет. Ибо другого плана вернуться обратно у неё просто не было.
Рисовал Миша долго. Вроде бы и знал свою комнату вдоль и поперёк, ан нет. Элементарные мелочи, на которые никогда и внимания-то не обращаешь, вызывали сомнения. Как вспомнить, оставил он рубашку на стуле или бросил её на диван? Можно ли быть уверенным, что бабушка в его отсутствие не навела порядок на письменном столе и не передвинула торшер так, чтобы тот лучше смотрелся. А то могла ведь и фото своей ненаглядной Яночки подставить. С неё, как говорится, станется.
Комната не оживала.
- Сейчас, я сейчас....
Настёна уже несколько раз моталась за едой, а результата всё не было. Миша даже попробовал нарисовать на соседней стене дачу, но и эта картина осталась мёртвой. Что-то не срасталось, было не так, не хватало чего-то очень важного....
- Поспи, - наконец, не по-детски вздохнув, произнесла Настя, - Утро вечера мудренее.
Спали тут же, закутавшись в Мишкину куртку, пытаясь хоть как-то согреться рядом. Ночи, на их счастье, в "городе мечты" были тёплыми. В голове Михаила мелькали образы дома, почему-то снилась бабушка, сдающая за него злополучный коллоквиум, потом отец, с наслаждением обклеивающий своими марками стену в Мишкиной комнате.
- Главное, чтоб на солнце не выгогели. На стене не в кляссеге... - приговаривал он и как-то всё хитро подмигивал.
Проснулся Миша от солнечного зайчика, плавно ползущего по лицу.
- Солнце, солнце... - то, что не выходило вечером, должно было решиться при свете дня. Достаточно было одного только взгляда, и художник понял - на рисунке не хватало солнца. Видимо, под вчерашним прессингом событий, Мишка совсем упустил из виду, что в его комнате от лучей солнца, падающих из окна, всё совершенно иное.