Только перед сном, когда все разошлись по комнатам, она чистила зубы и решилась заглянуть в мусорный мешок. Мишура была на месте. Сияла и переливалась, как драгоценность, спрятанная под черным целлофаном. Не знай Аня, откуда она взялась, точно бы решила, что это самая красивая на свете мишура, которую она видела.
«Капец», ― подумала Анька и под покровом ночи выкинула пакет.
***
На следующий Новый год все повторилось. А потом еще раз. Инцидент становился обыденностью, и схема была отработана: куранты, раковина, мишура.
Правда, теперь Аня решила не рисковать и начала отмечала праздник у себя в квартире, одна, без лишних глаз и ушей.
Мишура из года в год казалось ей все более красивой, но от этого не менее неправильной. Вместе с ней и Анька чувствовала себя какой-то не такой, аномальной ― порченым человеком под аккуратным пальто.
Когда ее вырвало второй раз, Богданова решила, что серьезно больна, и записалась на обследование. Благо, ДМС работало прекрасно, врачи были душками, и Анька прошла всех, кого можно пройти без озвучивания настоящих причин своего беспокойства. В конце всех манипуляций, уже за свои кровные, она сделала рентген легких и гастроскопию. Анализы ничего не показали, коварная мишура пряталась.
«Наверное, нужно приходить в декабре, ближе к Новому году», ― вздыхала про себя Богданова.
Озвучивать причину своих страданий врачам, да и вообще с кем-либо говорить о мишуре было страшно стыдно. К тому же Анька была уверена, что после этого ее госпитализируют в психушку на принудительное лечение.
Мама этого точно не перенесет.
Надо сказать, что весной и летом страх ненадолго отступал. Богданова храбрилась и чувствовала себя лучше. В самые жаркие дни ей даже казалось, что вся эта нелепица ― просто безумное новогоднее видение, которое совсем далеко…
Правда, с приходом первого снега девушка ощущала мрачную обреченность. Ей начинало казаться, что мишура уже пускает свои тонкие ростки в желудке и прорастает все глубже внутри тела, готовясь выбраться наружу.
Постепенно мысли о мишуре становились все более жуткими. Анька выбегала в дамскую комнату, иногда в разгар рабочего дня, поднимала свитер и ощупывала живот ― ей казалось, что ненавистная субстанция съедает органы изнутри, готовится заменить ее настоящие сердце и легкие на сотканные из блестящих нитей и поглотить ее всю изнутри.
Очередным ударом стало открытие елочной ярмарки прямо напротив дома. Теперь, подходя к метро по утрам и на обратном пути Аня слышала еловый запах и ей физически становилось дурно, казалось, что стошнит прямо сейчас. На ветру подергивалась мишура, украшавшая павильон. Анька отводила глаза и старалась идти быстрее.
По вечерам, лежа в ванне, она приходила в себя.
«Нет, так не может дальше продолжаться», ― думала Богданова.
В этот Новый год она твердо пообещала себе покончить с мишурой, отравляющей существование похуже отчетов. Начать она решила с того, чтобы все-таки рассказать о своем недуге Ларе, универской и единственной постоянной подруге. Именно Ларе Анька обычно доверяла свои тайны. Только она была в курсе, что в свои двадцать пять Богданова оставалась девственницей.
***
— Анька, it’s a miracle! ― довольная Лара сидела напротив и едва не хлопала в ладоши от восторга. ― Нет, ну серьезно, рождественское чудо, ты не находишь?
— Я блюю на Новый год, ― угрюмо поправила Богданова, ― не на Рождество. И, по-моему, это не чудо, а наказание.
— А, по-моему, это знак. Ой, повторите, пожалуйста, ― Лара кивнула на бокал продефилировавшему мимо официанту. Для встреч подруга предпочитала выбирать исключительно те заведения столицы, где на бранчи подавали безлимитное игристое: ― А ты чего?
— Не хочется, ― Анька взглянула на пузырьки и поморщилась.
Традиционные атрибуты праздника теперь в большинстве случаев вызывали у девушки рвотный рефлекс.
За окнами хмурился Китай-город. Несмотря на близость Нового года, декабрь нынче усиленно косплеил март. Редкие прохожие семенили по тротуарам, собирая носами ботинок серую морось.
— Нет, ну подумай серьезно, ― раз, и изящная креманка из-под напитка стала пустой, ― тебе нравится твоя жизнь? Нет! ― ответила за подругу Лара. ― Работа у тебя сволочная, так? Начальница ― мразь еще та. Мать ― тиран!