«Регина Абрамовна! Я понимаю, как Вам тяжело без Михаила Николаевича. Я был бы рад вам чем-нибудь помочь, но, к сожалению, не могу, ибо сердце моё занято. Я уже третий год живу с одной девушкой, на которой хочу в ближайшее время жениться. Я так её люблю, что на других дам я даже смотреть не могу! С другими женщинами у меня просто ничего не получится.
С уважением Роман Кадочников».
По-моему, неплохо получилось. Просто, понятно и интеллигентно. В общем, отшил я её. Хоть я и раньше отшивал девчонок, но никогда не чувствовал такого облегчения. Будто камень с души свалился. Мне было хорошо. Главное – я сам собой гордился. Я даже своей подруге Машке так красиво не смог бы написать, да и зачем?
Вечером, когда я собрался домой, Регина подошла ко мне и, скрестив руки под своими отвисшими грудями, сказала:
– Прочитала я твоё письмецо, и вот, что я тебе скажу: увольняйся по собственному желанию. Мне не нужны продавцы-мужчины, у которых на меня не стоит…
Стоящая рядом продавец Наташа прыснула в кулачок и выскочила за дверь. Краска стыда залила моё лицо. Я почувствовал, как горят щёки и уши. Сжав кулаки, я подумал, что с удовольствием дарил бы кулаком по этой заплывшей жиром роже. Я бы хотел посмотреть, как она удивится и испугается, когда мой кулак врежется в рыхлый подбородок, как слетят очки и упадут на пол. А я бы растоптал их каблуком ботинка. Потом я бы рассмеялся ей в лицо…
Но я не стал этого делать. Меньше всего мне хотелось бы портить себе жизнь из-за какой-то старой дуры. Вместо этого я улыбнулся и сказал:
– С удовольствием! Заявление сегодня написать?
– Нет, – отрезала Регина. – Напишешь завтра. Отработаешь две недели, а потом вали на все четыре стороны… Инвалид ты наш!
Покраснев ещё больше, я кивнул головой и вышел из магазина. Разумеется, по дороге домой я называл Регину самыми плохими словами, какие только есть в русском языке, представлял, как я задушу её, как она съест отравленный торт или начиненную ядом пиццу, как она попадёт в аварию на своём розовом «Порше». Злость, обида, ненависть – далеко не полный набор чувств, переполнявших меня. Всё это поднялось откуда-то снизу и встало поперёк горла, готовое в любую секунду взорвать меня изнутри.
– Сука! – шептал я всю дорогу. – Чтоб ты сдохла!
Идущие мне навстречу женщины, шарахались от меня, как черти от ладана. Видать, они чувствовали полыхающую внутри меня ярость. Трудно передать словами, как мне было больно и обидно. Так меня никто и никогда не унижал. А ведь я хотел всё сделать как можно лучше, чтобы ей не было больно… Какой же я дурак! Нужно было написать заявление на увольнение и обойтись без всяких идиотских записок.
Чтобы хоть как-то развеяться, я зашёл в кафе «Бриз» и выпил двести грамм водки. Спокойная музыка, холодная водка и салат «Зимний» сделали своё дело: мне стало гораздо легче.
Когда я подходил к своему дому, меня ожидал ещё один неприятный сюрприз: напротив моего подъезда стоял чёрный «Мерседес». Проходя мимо него, я увидел свою Машу на переднем пассажирском сидении. На месте водителя сидел парень в чёрной кожаной куртке и что-то говорил Маше. Я знаю этого парня. Он живёт двумя этажами выше. Ни с кем не общается, со мной никогда не здоровается. Всем своим видом он старается показать, что он – король, а все остальные – так, мелюзга, чернь. Но что общего может быть у него и моей Маши? Я присмотрелся и увидел, что его рука покоилась на колене Маши, потом поползла вверх и зарылась под юбку.
– С-с-сука, – вырвалось у меня.
Маша улыбалась, кивала головой, а потом они стали целоваться в засос!
Меня сначала в жар бросило, а потом стал бить озноб. Сжав кулаки, я хотел открыть дверь машины, избить сначала её, потом – его, но, увидев тётю Полину, – вечно хромающий источник сплетен – которая курила на балконе, я решил пока не привлекать её внимание, а просто зайти в подъезд, сделать вид, что ничего не заметил. Как-никак, меня тётя Полина хорошо знает, а Машка ко мне переехала недавно. Придёт домой, я ей устрою…
Я даже понял, почему они это делали так нагло, не конспирируясь. Маша думала, что я уже дома, а окна моей квартиры выходят на другую сторону. Вот ведь сука, а!
Вваливаясь в подъезд, я увидел под лестницей белого плюшевого медведя. Он сидел у батареи отопления и смотрел на меня своими чёрными пластмассовыми глазками. Такой же медведь был у меня в детстве. Я называл его Мишуткой. Его мне подарил дедушка на день рождения. С плюшевым медведем я играл, боролся, общался. Иногда мне казалось, что он живой и меня понимает. Если повернуть Мишутку на бок или начать качать его, из его большого белого живота раздавался звук «Э-э-э-э!». Иногда утробный голос Мишутки я слышал из коробки с игрушками, которую я называл Мишуткиным домиком. Хотя у меня были друзья и подружки, но никто из них не мог сравниться с плюшевым медведем. Его я считал своим единственным и лучшим другом, ему я рассказывал все свои секреты. Даже спать с ним иногда ложился. Разумеется, когда мама спросила: