Пассажиры стали подниматься с мест.
Поезд остановился.
— Приехали. Пойдём, — сказала бабушка.
— Пойдем, — отозвался Мишутка.
Он покрутил головой, чтобы шарф не так кололся, и пошёл за бабушкой.
Бабушкин город
Бабушка с внуком вышли из одного поезда и тут же сели в другой.
— Обратно поедем? — поинтересовался Мишутка.
— Нет, ко мне домой, — ответила бабушка и пояснила: — Дальние поезда у нас не останавливаются.
— А это ближний?
— Это электричка.
Мишутка понимающе кивнул головой. Поезд тронулся. Он ехал до тех пор, пока чей-то строгий голос не объявил по радио:
— Следующая — город Бабушкин!
Мишутка посмотрел на бабушку. Он думал, что только до́ма так называют её город. Оказывается, незнакомый проводник тоже знает, где живёт бабушка. Иначе бы он не говорил — „город бабушкин“.
А бабушка даже не обратила на это внимания.
Когда Мишутка и бабушка сошли с электрички, день клонился к вечеру. И кое-где в окнах уже зажгли свет. А фонари ещё не горели: они ждали, когда совсем стемнеет.
Мишутка с бабушкой шли по тротуару. В это время впереди послышался медный голос трубы и барабанная дробь. Казалось, труба о чём-то спрашивала барабан, а он скороговоркой отвечал ей. По мостовой шли пионеры.
Мишутка остановился. Он даже приоткрыл рот, как будто с открытым ртом лучше видно. Бабушка тянула его за руку, а он упирался:
— Хочу посмотреть пионеров.
Пришлось бабушке остановиться и поставить чемодан на землю. Он был тяжёлый.
Пионеры несли большой плакат. На красном кумаче были видны белые, как из снега, буквы.
— Бабушка, что у них написано? — спросил Мишутка.
Бабушка прочитала:
— „Пионеры Бабушкина, собирайте лом для газопровода „Дружба“!“
— Пионеры бабушкина? — переспросил Мишутка.
Оказывается, и пионеры называют свой город „бабушкиным“.
— Бабушка, — спросил Мишутка, — это из-за тебя весь город так назвали?
А про себя он подумал: „Какая у меня бабушка знаменитая!“
Но бабушка улыбнулась и покачала головой:
— Город назван в честь смелого лётчика. Фамилия его Бабушкин. А я здесь ни при чём.
Пионеры города Бабушкина свернули в соседнюю улицу. И только слышно было, как труба с барабаном говорят на своём весёлом языке.
— Пойдём, а то поздно, — сказала бабушка и потянула внука за руку.
К вечеру похолодало. А Мишутке всё равно было жарко. Вечно его кутают. На дворе весна, а он в шубе. Но Мишутка человек хитренький. Он шагает рядом с бабушкой, а сам незаметно расстёгивает пуговицы. Расстегнул одну, потом другую, потом третью. Шубка распахнулась. Озябший ветерок забрался под меховую полу, решил погреться. Ветер грелся, а Мишутке стало прохладно.
Бабушка увидела, что Мишутка расстегнулся, рассердилась и шлёпнула внука. Но, во-первых, шлёпнула она легонько, а во-вторых, шлепок достался не Мишутке, а шубе, будто она сама расстегнулась, а Мишутка тут ни при чём.
Бабушка стала застёгивать шубку, а Мишутка ёрзал, вертелся. Он был недоволен.
— Простынешь, что тогда будет? — выговаривала бабушка внуку.
— Заболею, — сказал Мишутка.
— А кто с тобой возиться будет?
— Ты.
— Я? — переспросила бабушка. — И не подумаю. Отправлю тебя в больницу. Что ты на это скажешь?
Но Мишутка ничего на это не сказал. Он думал уже о другом.
„Тяжелый человек“, „стрекоза“ и „бука“
Когда они подошли к большому каменному дому, бабушка остановилась, перевела дух и сказала:
— Вот мы и прибыли. Здесь я живу.
Мишутка задрал голову, смерил дом с головы до ног. Дом большой. Это хорошо — значит, во дворе много ребят. Кроме того, дом был новый. Его сложили из аккуратных белых кирпичей. Это Мишутке тоже понравилось.
Прежде чем войти в подъезд, бабушка наклонилась к внуку, поправила ему шарф и сказала:
— В квартире веди себя как следует. Не шуми. Со мной живут чужие люди.
Мишутка недоверчиво посмотрел на бабушку и задумался. Как это в квартире могут жить „чужие люди“? Раз живут в квартире — значит, не чужие.
— Ты их не знаешь, „чужих людей“?
— Знаю, но плохо, — пояснила бабушка, — ведь я в доме недавно живу.
Когда они поднимались по лестнице, бабушка доверительно жаловалась внуку: