Это заставило его повернуть голову. Она и раньше уже видела у него это выражение лица. Почти никакое. Замкнутое. Говорящее о готовности не подпускать никого слишком близко.
— Так-так. Вижу, мамуля покопалась в семейном бельишке.
— Немного. А кое о чем я сама догадалась. Но только вот никак не могу понять, почему за его поведение они отыгрываются на тебе.
Он ответил не сразу.
— Никто на мне не отыгрывается. Просто… они любят его. И я его люблю. У него уйма превосходных качеств. Он умный — почти гениальный — в своей области. Он веселый, любящий, добрый. Но мы все уже перестали надеяться, что он когда-нибудь одолеет эту свою склонность. Его не изменить. Хочешь еще бренди?
— Нет, спасибо. — У нее в бокале еще оставалось бренди, и он не мог этого не видеть. Он явно хотел перевести разговор на другую тему.
— А я уже сказал тебе спасибо, Молли?
— Пока нет.
— Так что же ты мне не напомнишь? О, обед был потрясающий, и ты совершенно невероятным образом вылизала дом и выдержала весь семейный спектакль — я должен тебе больше, чем просто «спасибо». Если я еще не говорил тебе этого раньше, то говорю сейчас: я люблю тебя.
Фразу «Я люблю тебя» Молли слышала от Флинна бесчисленное количество раз и знала, что она у него просто расхожая и означает дружеское расположение, ничего больше. Но как устоять перед такими словами, когда кажется, что они произнесены с абсолютной искренностью?
Молли всегда считала, что умеет управлять своими чувствами. Только не сейчас. Она придвинулась к Флинну, запустила пальцы ему в волосы и прижалась губами к его губам.
— Молли… ты понимаешь, что делаешь? — вырвался у него из горла стон.
О да, она понимала, а потому прижалась к нему еще теснее и сразу ощутила, как Флинн начал возбуждаться, но в то же время мышцы его напряглись. Она снова прильнула к его губам, и этот поцелуй был более нежным и более страстным, чем предыдущий. Первый раз за весь день ее пульс перестал выстукивать сигнал тревоги. Тревожиться было уже слишком поздно. Она устала тревожиться. Как устала и притворяться, что не влюблена в него по самые уши. Она почувствовала, как руки Флинна сжали ее плечи. Но если он хотел этим остановить ее, то цели своей не достиг.
В очаге выстрелило еще одно полено. Струя искр со свистом унеслась в дымоход. Казалось, что лицо Флинна нарисовано огнем, а тело разогрелось, как если бы он бежал на длинную дистанцию, хотя двигались одни только кончики ее пальцев — по его ключице, по шее, по груди.
— Молли… Не думаю, что ты этого хочешь…
— А вот и хочу. — Она принялась вытаскивать его рубашку из джинсов.
— По-моему, ты не ограничилась двумя глотками бренди, пока я смотрел в другую сторону.
— Ну конечно, нет. — Она улыбнулась, потому что он, похоже, ждал от нее такого смелого поведения. Потом опять поцеловала его. Долгим, крепким, страстным поцелуем. Тут он снова на несколько мгновений лишился голоса, но все-таки сделал еще одну, последнюю, попытку образумиться и свести все к шутке.
— Молли, если ты рассчитываешь, что я скажу «нет»… то лучше не надо. И напрасно надеешься, что у меня вдруг прорежется некая благородная черта… Я не способен…
Она не вполне понимала, что он хочет от нее услышать. И решила попробовать сказать правду.
— Я хочу тебя, Флинн.
Святые небеса! Она никогда бы не подумала, что эти слова такие уж волшебные. Но либо они, либо ее шепот вызвал в нем разительную перемену. Он впился в губы Молли с такой силой, что у нее закружилась голова, потом рывком встал на ноги, поднял ее на руки и понес по лестнице наверх, не прерывая поцелуя. Она и не заметила, как оказалась на кровати. Флинн рухнул рядом с ней и, оборвав поцелуй, начал стаскивать с нее свитер, потом джинсы, носки. Молли слышала, как он хлопнул дверцей ночной тумбочки, как стал снимать свою рубашку.
Затем Флинн снова прильнул к ней. Его язык стал исследовать темные, влажные глубины ее рта в поисках ее языка. Вот он наконец нашел его и захватил, вызвав в ней такое голодное желание, которое одновременно и испугало ее, и привело в восторг. Флинн тем временем расстегнул ей лифчик и отбросил его в сторону.
— Ты забыл снять джинсы, — шепотом напомнила она.
— Нет. Неужели ты хочешь, чтобы все это быстро кончилось.
— Да. Не тяни. Скорее.
— Нет, — прошептал он. Его нежный голос звучал как обещание.
Она не знала, что Флинн ей обещает. Не знала, чего сама ждет. Не думала ни о чем, кроме Этой настойчивой и инстинктивной потребности заняться с ним любовью. Она не могла изменить его прошлого. Не могла напроситься в его будущее. Но все это ей было не важно. Сердцем она знала, что поступает правильно. Возможность показать ему, что он ей небезразличен, казалась ей в тысячу раз важнее риска, на который она сейчас шла. Пусть он наконец почувствует, что его ценят и любят. Только вот беда — она вдруг утратила способность логически мыслить. В жизни ей приходилось несчетное число раз чувствовать себя слабой и уязвимой. Но не так. Не до такой степени.