— Хэтти… — озвучила Сонда свою догадку.
Эрик кивнул головой.
— Зачем ты сюда отправилась? Ты можешь мне толком объяснить?
Сонда, которая все еще не могла прийти в себя от неожиданного появления Эрика и предательства (а как еще можно было назвать такое поведение?) Хэтти, беспомощно развела руками.
— Ты не знаешь? — растолковал ее жест Эрик. — Ты прилетела к черту на кулички и не знаешь зачем?
— Да нет же, Эрик. — Сонде хотелось придумать какое-то достойное объяснение для своего поведения, но сейчас она сама не могла понять, что именно привело ее на Мадагаскар. Все объяснения казались ей такими нелепыми, что она была уверена — Эрик их не поймет и уж, тем более, не примет. — Я… мне… хотелось отправиться в путешествие.
— Не понимаю, что помешало тебе поставить меня в известность. Зачем ты наврала про тетушку? Насколько я понимаю, ее не было вовсе?
— Понимаешь, Эрик… — Сонда все больше и больше путалась в своих объяснениях и все меньше и меньше понимала, зачем она оправдывается перед Эриком. Раньше это ей и в голову бы не пришло: она обдала бы его холодом, сказав, что поездка — ее личное дело. Сейчас тактика «лучшая защита — нападение» почему-то внушала ей отвращение. Может, оттого, что она искренне сознавала свою вину. Может, слова Кэрри о ее холодности и эгоизме заронили в душу Сонды каплю сомнения. Так или иначе, она не желала нападать — она желала объяснить Эрику и себе самой причину, по которой солгала ему и отправилась в это путешествие. — Мне хотелось поехать одной. Чтобы никто об этом не знал. Так интереснее. Мне не хотелось эскорта в виде тебя или матушки… Отелей и всего прочего. Я хотела приключения, понимаешь? В душе я авантюристка, — вспомнила она рассуждения Кэрри, — хоть ты этого во мне и не заметил… Вот я и пустилась в авантюрное путешествие, если можно так выразиться…
— Сонда, ты заставила меня волноваться.
— Я знаю. — Ей хотелось прочесть в его голубых глазах грусть, но она видела лишь досаду.
— Мне пришлось бросить все и лететь за тобой.
— Я знаю.
— Мне больно оттого, что я не могу тебе доверять. Это ты тоже знаешь?
— Догадываюсь. — Сонда хотела сказать, что не видит в его глазах боли, но вновь вспомнила о словах Кэрри. Она ничего не требовала от Эрика, потому что не хотела отдавать. Боялась расстаться с той частицей себя, которую неизбежно утрачиваешь, когда влюбляешься. Вот и результат: каждый остался при своем. Эрик со своей досадой, принимаемой им за боль, а она… С чем осталась она, неизвестно. Кажется, с мыслями об ушедшем от нее мужчине, к которому она — страшно сказать, что чувствует… — Мне ужасно стыдно, Эрик. Я вела себя как… как… непорядочно. Если можешь, прости меня. А если нет — я смогу понять твои чувства. Но ведь ты прекрасно знал, что с таким человеком, как я, будет сложно.
— Знал. Но не догадывался, насколько сложно.
В голосе Эрика ей послышалась усталость. Сонда не понимала, чем именно вызвана эта усталость: тяготами перелета или их отношениями, в которых сам черт ногу сломит. Раньше она не слишком задумывалась над тем, какую боль может причинить Эрику ее холодность. Она использовала его чувства как прикрытие, как щит перед угрозой одиночества, и не пыталась разобрать, что движет его поступками. Теперь, сделав попытку понять сущность его чувств, она наткнулась на какую-то невидимую стену, которой раньше не замечала (или не хотела замечать).
Сонда поняла, что та легкость общения, которая привлекала ее в Эрике в самом начале их знакомства, утрачена навсегда. Будто сломался какой-то шаткий мостик, позволявший им не потерять друг друга в пропасти жизни. Сонда чувствовала, что Эрик сможет без этого мостика, а вот она…
И виной всему был Кэрри, который влез в ее душу и поставил жирную кляксу на листе ее взаимоотношений с женихом. Не было бы Кэрри — не было бы кляксы. Она не стала бы раздумывать о чувствах Эрика, не стала бы искать в нем то, чего, возможно, не найдет никогда. Все было бы легко и просто.
А сейчас ее маленькое, хрупкое чувство, которое могло бы когда-нибудь стать счастьем, рушилось, как карточный домик. Кэрри даже не стоило прилагать к этому усилий — он всего-навсего высказал Сонде то, что думает о ней. И она приняла его слова как откровение, потому что в них была доля правды. Львиная доля чертовой правды, о которой лучше было бы не знать…
— Послушай, Сонда… — Эрик забрал у нее чемодан, который она не поставила на пол, так велико было ее удивление, вызванное неожиданной встречей. — Мы оба устали — закончить разговор мы можем и после. Пойдем, пока у нас есть возможность улететь отсюда сейчас. В противном случае, нам придется остаться еще на день. Следующий рейс будет только завтра. — Он слабо улыбнулся. — К тому же в дороге у тебя будет время подумать о том, какой ты хочешь видеть свою свадьбу. Если ты еще не передумала выйти за меня…