— Это тебе.
Стаканы он позаимствовал у арендодателя. Я закрываю книгу. У него есть новости, которыми он хочет поделиться.
— Мартин Лютер Кинг, борец за права чернокожих в Соединенных Штатах, получил вчера Нобелевскую премию мира.
Он сидел с супругами, управляющими гостиницей, и смотрел телевизор, и жена помогала ему понять. Черный, повторила она несколько раз, показывая на свою юбку. Мир.
— А ты знала, Гекла, что несколько гомосексуалов получили Нобелевскую премию по литературе?
Сельма Лагерлёф, Томас Манн, Андре Жид… — перечисляет он.
— Ты читаешь Библию?
Он удивлен.
— Да, она была в ящике ночного столика.
— Ты понимаешь этот язык?
— Нет, но я знаю Песнь Песней наизусть.
Убираю книгу на место.
— Вот, получила письмо от папы, — говорю я, указывая на лежащий на столике конверт.
Он встает и идет ко мне.
— Он спрашивает, не развилось ли мое мужское начало.
Вынимаю письмо из тонкого конверта, разворачиваю.
— Пишет, что слышал об изменении в моей жизни, и спрашивает, нет ли препятствий для брака.
Я в нерешительности.
— Он говорит, что мы неправдоподобная пара.
Муж садится на кровать и закрывает лицо руками.
— Прости, — доносится его голос сквозь пальцы.
— За что простить?
— Прости, что не могу быть тем мужчиной, который тебе нужен. Что не могу полюбить женщину.
Он встает, открывает платяной шкаф, достает желтую рубашку и надевает ее. Застегивая пуговицы, смотрит на меня.
— Случается, я думаю о женщинах и их телах. О тебе. Короткое время. Потом снова начинаю думать о мужчинах и их телах.
Я просыпаюсь посреди ночи и ощупью ищу мужа. Я одна. Снова засыпаю. Когда просыпаюсь утром, он лежит рядом. Одетый. Одежда та же, что и вчера. Сквозь оконные ставни пробивается день. Он встает и смотрит прямо вперед. В темноту.
Я вылезаю из кровати и открываю ставни.
Он измучен, говорит, что ввязался в потасовку. Он находился на вокзале, пришла полиция и арестовала нескольких человек в туалете.
— Ты пострадал?
Он задумывается.
— Я не могу вести себя разумно, Гекла, — говорит он наконец.
Я спрашиваю, как это происходит, когда он идет встречаться с другими мужчинами.
— Просто к тебе проявляют интерес. Только и всего. Это не сложно.
Я сажусь рядом с ним.
— Мужчины, с которыми я встречался, почти все женаты.
— Как ты?
Он смотрит на меня.
— Да, как я.
— Так что вы понимаете друг друга?
— Я даю им то, что они не получают у своих жен.
— Только ты не спишь со своей женой.
Он держится за голову обеими руками.
— Я знаю, что ничего не могу тебе предложить, Гекла.
Он встает, снимает грязные и мятые брюки и рубашку. Умывается холодной водой над раковиной в углу комнаты. Замечаю, что рассматривает мое отражение в зеркале.
— О чем ты думаешь? — спрашиваю я.
— О тебе и твоей книге, о том, кто я в ней — главный герой или эпизодический персонаж, о мужчине, с которым встречался вчера, о маме, что она делает, и о сне, который видел ночью.
Он поворачивается ко мне.
— Сон как воспоминание о зимнем дне дома. Там все было таким чистым. Таким белым. Белоснежным. Был штиль, Гекла. И просто удивительно, как тепло. И тишина. Полная тишина. Словно я умер.
Я сижу за столом и думаю, что он все еще лежит в кровати, но он вдруг неожиданно возникает у моего плеча и смотрит, как я пишу. Я оборачиваюсь.
— Что ты предвкушаешь? — спрашивает он.
— Закончить книгу, которую пишу.
— А потом?
— Начать следующую книгу.
— И затем?
— Написать еще одну.
— А когда закончишь?
Я теряюсь.
— Не знаю. А ты?
Он подходит к окну и поворачивается ко мне спиной.
— Сделай нас любовниками в своем романе, Гекла. Пусть в нем будет то, чего нет. Пусть слова станут плотью. Сделай меня отцом. Чтобы я оставил что-то после себя.
— Мир не всегда будет таким.
— То, что гомосексуалы будут свободными, так же невероятно, как и то, что люди ступят на Луну, Гекла.
Я вынимаю из машинки последний лист и кладу его в стопку обратной стороной вверх. Это страница 254. Затем встаю из-за стола и иду к нему. Он смотрит на меня.
— Пусть в мире нет места для гомосексуала, Гекла, но в нем есть место для поэтессы.
— Пойдем спать, — говорю я. — Завтра ты будешь чувствовать себя иначе.
— Завтра наступит через семь минут.