Мне не хотелось говорить о старинных произведениях искусства.
– А что вы вообще думаете обо всем этом деле? – спросил я.
– Что вы имеете в виду?
– Анонимные письма, убийство...
– Наш местный рост преступности? А вы?
– Я спросил вас первым, – сказал я любезно.
Мистер Пай сказал осторожно:
– Знаете ли, я изучаю всякие отклонения. Мне это интересно. Люди, которые очевидно несчастливы, делают иной раз совершенно фантастические вещи. Возьмите случай с Лиззи Борден. Этому нет разумного объяснения. А в нашем случае я бы посоветовал полиции – изучайте характер. Оставьте эти ваши отпечатки пальцев, и измерения почерка, и микроскопы. Наблюдайте вместо этого, что люди делают со своими руками, и отмечайте малейшие особенности их поведения, и как они едят, и не смеются ли они иной раз без видимых резонов...
Я вздернул брови.
– Сумасшедший? – произнес я.
– Совершенно, совершенно сумасшедший, – подтвердил мистер Пай и добавил: – Но вам никогда об этом не догадаться!
– Кто?
Его глаза встретились с моими. Он улыбался.
– Нет-нет, Бёртон, это будет сплетня. Мы не можем добавить еще одну сплетню к тем, что уже есть.
И он грациозно поскакал по улице.
ГЛАВА 6
Пока я стоял, изумленно глядя вслед мистеру Паю, открылась церковная дверь и вышел преподобный Калеб Дейн-Кэлтроп.
Он неопределенно улыбнулся мне.
– Доброе... доброе утро, мистер... э... э...
Я помог ему:
– Бёртон.
– Конечно, конечно, вы не должны думать, будто я вас не помню. Просто ваше имя на мгновение выскользнуло из моей памяти. Прекрасный день.
– Да. – Я ответил слишком коротко.
Он всмотрелся в меня:
– Но что-то... что-то... ах да, это бедное, несчастное дитя, которое служило у Симмингтонов. В это трудно поверить, но я должен признать, что среди нас есть убийца, мистер... э... Бёртон.
– Это выглядит немножко фантастичным, – сказал я.
– И еще кое-что мне сказали. – Он наклонился ко мне. – Я узнал, что здесь появились анонимные письма. До вас доходил слух о чем-либо подобном?
– Доходил, – сказал я.
– Подлые и трусливые дела. – Он помолчал и излил огромный поток латыни. – Эти слова Горация весьма здесь применимы, вы согласны? – спросил он.
– Абсолютно, – ответил я.
Больше мне не встретился никто, с кем бы я мог поговорить с пользой для себя, поэтому я отправился домой, заглянув еще за табаком и бутылкой шерри – чтобы узнать мнение простого торговца о преступлении.
«Грязный бродяга» – таков был приговор.
– Подошел к двери – они часто так делают – и пожаловался да попросил денег. А если девочка дома одна была, он и тюкнул ее. Моя сестра Дора, она в Комб-Экре, она видела такого, по своему опыту знает, – пьяный, конечно, и стишки продавал, маленькие такие, отпечатанные...
История была долгой и заканчивалась тем, что неустрашимая Дора храбро захлопнула дверь перед лицом этого человека и спряталась и забаррикадировалась в некоем таинственном убежище, которое, как я понял из тонких намеков, было не чем иным, как уборной. «И там она и оставалась, пока ее хозяйка не вернулась!»
Я добрался до «Литтл Фюрц» лишь за несколько минут до обеда.
Джоанна стояла у окна гостиной, совершенно ничем не занятая, и выглядела так, словно мысли ее блуждали невероятно далеко.
– Что с тобой происходит? – спросил я.
– О, не знаю. Ничего особенного.
Я вышел на веранду. Два стула были придвинуты к черному столику, и там стояли два пустых стакана из-под шерри. На одном из стульев находился предмет, на который я смотрел некоторое время в замешательстве.
– Что это за куча земли?
– О, – сказала Джоанна, – я думаю, это фотография больной селезенки или чего-то в этом роде. Доктору Гриффитсу показалось, что мне будет интересно на это взглянуть.
Я посмотрел на фотографию с некоторым любопытством. У каждого мужчины свои способы искать расположения женщины. Лично я не стал бы этого делать при помощи снимка селезенки, больной или еще какой-то. Однако нет сомнений, что Джоанна о ней что-то спрашивала!