Глава 2
В этот час, когда до ужина было еще далеко, а время вечернего чая миновало, заведение оказалось полупустым, и леди, которая сидела напротив входа и вздрогнула при виде вошедшей, сумела подавить первоначальный испуг и смириться с тем, что разыграть неузнавание не получится. Она опустила нож и вилку, пока Ханна, в свою очередь, приближалась с наигранным воодушевлением.
– Лилия! Какое счастье! – громко воскликнула мисс Моул, а затем удовлетворенно хихикнула, пока ее глаза неопределенного цвета – то ли светло-карие, то ли зеленые, а может, и серые – обозревали видимую часть фигуры сидящей за столом дамы. – Ты все такая же! – промурлыкала она, и уголки ее большого рта приподнялись в дружелюбной улыбке. – Если бы я попыталась нарисовать в мыслях, как ты будешь выглядеть, случись нам встретиться, – хотя, по правде говоря, я давно о тебе не вспоминала, – в моем воображении ты выглядела бы именно так. И шляпка у тебя определенно осенняя, но не унылая…
– Ради бога, присядь, Ханна, и говори потише. Что вообще ты здесь делаешь?
Мисс Моул села, а на стул, занятый элегантной сумочкой миссис Спенсер-Смит с личной монограммой, поставила свою, потрепанную, чтобы разница стала очевидна, отчего Лилия раздраженно дернула подбородком; однако, когда Ханна подняла глаза, в их выражении не было ни тени зависти.
– А пальто! – продолжила она. – Ну не чудо ли, как твоему портному удалось скрыть горбик на шее, который с возрастом вырастает у многих. Впрочем, может, у тебя его и нет. В любом случае выглядишь чудесно, и я очень рада тебя видеть.
Миссис Спенсер-Смит моргнула, отметая сомнительный комплимент, и заметила:
– Я считала, что ты обретаешься где‐нибудь в Брэдфорде или таком же затрапезном городишке.
– Уже много лет как нет, – сказала Ханна и заглянула в тарелку Лилии. – Что ты ешь? И почему здесь? Подхватила привычку питаться в ресторанах или у тебя нет кухарки?
– Моя кухарка бессменно служит мне больше десяти лет, – высокомерно ответила миссис Спенсер-Смит.
– Что делает ей честь, – заметила мисс Моул, подзывая официантку и заказывая кофе и булочку. – Спроси при случае, как ей это удается.
– Она удовлетворяет требованиям, – так же высокомерно ответила ее собеседница.
– И, уверена, выполняет их, – вздохнула Ханна. – С другой стороны, не укачало на качелях – стошнит на каруселях, и я предпочту мой опыт ее характеру. В конце концов, что ей с ним делать, кроме как смириться? А ответственность, должно быть, огромная. Золотой характер хуже жемчуга, ведь тот, по крайней мере, можно заложить.
– Напротив… – начала миссис Спенсер-Смит, но мисс Моул остановила ее, выставив ладонь:
– Я знаю. Мне известны все моральные максимы. Говорить легко. И опять же, не все работодатели подобны тебе, Лилия. Кстати, кофе пахнет чудесно, но увы, булочка слишком мала! Да, твои слуги всегда сыты, не сомневаюсь, а уж спальни у них просто безупречны. Ты бы видела ту, что я сейчас занимаю: в полуподвале, среди мокриц. А слуга спит на чердаке, подальше от любвеобильных полисменов. И не нужно встревоженно хмуриться, Лилия. Моей жизни ничто не угрожает. – Она откинулась на спинку стула и прикрыла глаза. – Зато я слышу корабли. Слышу, как они гудят, поднимаясь вверх по реке. Знаешь, что такое ностальгия? Именно это я испытывала в том, как ты выразилась, заштатном городишке. Поэтому я потратила часть кровно заработанных…
– Не кричи, – взмолилась миссис Спенсер-Смит.
– Да какая разница. С твоей всем известной склонностью к благотворительности меня просто примут за одну из твоих приживалок – и честно предупреждаю, что могу ею стать. Я пожертвовала немало средств на нонконформистские религиозные еженедельники и чуть не подорвала собственную репутацию, демонстративно читая их. Но меня интересовал только раздел объявлений. Я хотела оказаться в Рэдстоу, а жители Рэдстоу извещают о своих нуждах в религиозных еженедельниках. Я уцепилась за первое же предложение с крошечным жалованьем и, к сожалению, не застала цветения сирени и ракитника, зато поспела как раз к золотой осени, ведь так ты называешь эту пору, дорогая Лилия? Но, – печально добавила Ханна, – до следующей весны я не продержусь, а так хотелось ее увидеть. Потому что, боюсь, уже сегодня вечером меня опять уволят.