Осень включил плиту, сковородка вновь взлетела в воздух, еще и крутясь при этом. Пальцы его левой руки принялись отбивать ритм, босые ноги затанцевали… Ник улыбнулась — эта клыкастая зараза пыталась почти полностью воплотить её мечту…
— Передник, ты забыл передник!
Он обернулся, сумасшедше улыбаясь:
— Тут уж приходится выбирать — передник или джинсы. Последние мне роднее как-то. Ближе к телу.
— Паразит ты…
— Я помню, — он отвернулся, наливая тесто на раскаленную сковороду. Ник знала, что будет дальше — блинчики будут летать в воздухе, будет танец, будет вкусно и… Целоваться им нельзя — Осень не подпустит и не позволит. Жаль, что те поцелуи в спальне, которые ей понравились, он даже не помнит. Зато их помнит она.
Тем временем Осень положил на тарелку первый блин. Тут же на него приземлился шарик мороженого, и уверенные пальцы еще и ягод живописно насыпали. Даже листочек мяты, неведомо как оказавшийся в её холодильнике, приземлился на блинчик.
Ник подошла, любуясь Осенью — его профилем, его сильными и уверенными руками, уже снова подбрасывающими сковороду в воздух, его голой спиной, низко сидящими джинсами…
— Ффффкусно… — только и сказала она, надеясь, что блинчиков будет много — она заморозит их и будет есть только когда не будет сил сдержать слезы, когда одиночество будет касаться её своей холодной, когтистой лапой.
— Я работал поваром, — признался Осень. — добрался до должности су-шефа, копил деньги на собственный ресторан, а потом…
Договаривать он не стал, чтобы не портить позднее зимнее утро. Солнечные лучи пробились через морозные узоры на стекле, плеская волшебства на кухню.
Ник пошла к стене, где стоял мешок с кофе. Прикрепила новый лист. Погрызла чуть кончик карандаша, а потом написала:
Спутник должен
Всегда возвращаться домой. Уметь готовить
Тут она замерла:
— Осень?
— А?
— Умеешь готовить паэлью?
— Конечно, — он продолжал жарить блинчики. Горка получалась внушающая.
— М… Возьмем севернее. Равиоли?
— Умею.
— Ммм… Турдакен?
— И гудакен. Только это южнее.
— Тогда восточнее. Эм…
Он сам подсказал:
— Винеры? Умею. Борщ — умею.
— Еще восточнее — пельмени?
— Умею. Ник, я же профессиональный повар, и профессию я свою любил.
— Черную лапшу?
— Достать чернила каракатицы сейчас трудно, но попытаться можно.
— Я имела в виду соус из бобов чачжан.
Он даже развернулся:
— О… Не умею. Связь с восточными округами нестабильна — слишком много бурь.
Ник уверенно кивнула самой себе и подписала:
— Чачжанмен. Вот оно. — У Осени будет куча времени, чтобы обрести свободу.
Осень обошел её, всматриваясь в новый список требований.
— Ник… Тебе прошлого волшебства не хватило? Зачем плетешь новое?
— Хочу и плету. — Она оперлась подбородком в голое плечо Осени и руками приобняла его со спины — вот оно, главное преимущество парня своего же роста. Можно просто обнять, потираясь носом о его ухо. Можно даже посопеть в ухо недовольно — не отмахнется и не вырвется.
— Твое прошлое волшебство привело к тебе Эвана, любителя блинчиков, Маки, просто принца, Линдро, просто надежного парня, второго среди львов, лорда Холма… Тебе не хватило приключений?
Одного из приведённых он не стал упоминать — кажется, Ник его еще не обнаружила в своем доме. Или забыла — с неё станется.
Ник прошептала ему в ухо:
— А мне нужен всего один — тот, кто всегда возвращается.
— Ставлю на Линдро.
— Укушу. — честно призналась она. Где-то в гостиной раздался треск — дом впервые за шесть лет пристраивал новую комнату, сводник рогатый…
Осень развернулся в кольце её рук:
— Ники… Ник…
Его глаза были так близко… Дыхание обжигало кожу и… Ник потянулась за его губами.
Осень неуловимо отодвинулся:
— Я не свободен. Я не могу тебя подставлять. Даже если мы сейчас бесшабашно рванем куда-нибудь, забывая обо всем, первая же поверка на дороге выявит, что я чужая собственность… Ник…
Она выпустила его прочь, лишь сказала в обиженную спину, направлявшуюся к плите:
— Не жалеешь, что не поцеловал?
Осень обернулся:
— Жалею, и всегда буду жалеть — ты же знаешь. Ты чудо, которого не должно было быть — леди Холмов никогда не выбирают в спутники нефейри. Но ты есть, и ты заслуживаешь лучшего.
Он вернулся к плите и достал кофемолку. Ник прикусила губу — интересно, а можно ли заморозить кофе и потом, ночами, под плач навзрыд его разогревать и пить?
После, помыв посуду, он ушел прочь.