Теплыми вечерами, когда ребята уже лежали в постелях, Эмилиус сидел с мисс Прайс в саду, соскребая кожицу с терна (перед консервированием), и беседовал с ней о колдовстве. Кэри слышно было из комнаты, как голоса их то становятся громче, то стихают в ходе сдержанной, но серьезной дискуссии, пока сливы мягко падают в корзинку, а солнце все ниже опускается за деревья.
Однажды Кэри услышала, как мисс Прайс говорит:
— Я никогда не чищу ужей. Это ослабляет любое заклинание, кроме тех, где болиголов смешивается с фенхелем. Я делаю исключение только для заклинаний против пляски святого Витта — тогда, если удалить чешую, это почему-то дает лучшие результаты.
Иногда, в ответ на слова Эмилиуса, мисс Прайс с некоторым презрением восклицала:
— Ну, если вы хотите вернуться к Школе восковых фигур и булавок[13]... — И Кэри всякий раз удивлялась, что это за странная школа и почему Эмилиус, который ее уже закончил, хочет туда вернуться.
Как-то вечером Кэри подслушала весьма любопытный разговор. Начала мисс Прайс. Она весело спросила:
— Вы не пробовали когда-нибудь интрасубстанциональное перемещение?
Со стороны Эмилиуса последовало озадаченное молчание. Потом он довольно неуверенно сказал:
— Нет. Во всяком случае, не часто.
— Это ужасно забавно, — продолжала мисс Прайс. — Одно время я была на нем просто помешана.
Слышно было, как шлепаются в корзинку сливы, и Кэри стало любопытно, так ли заинтригован Эмилиус, как она сама.
Мисс Прайс как-то очень ребячливо хихикнула.
— Ну конечно, по сравнению с заклинаниями это игрушки. Но иногда самые простые вещи оказываются эффективнее всего, вы не находите?
Эмилиус откашлялся.
— Что-то у меня в памяти все смешалось, — осторожно ответил он. — Я, должно быть, путаю его с...
Мисс Прайс весело рассмеялась.
— Ну-у, интрасубстанциональное перемещение невозможно спутать ни с чем. — Она, похоже, была довольна.
— Нет, — согласился Эмилиус. — Нет. Думаю, что нельзя.
— Разве что, — в неожиданной задумчивости произнесла мисс Прайс, наклоняясь вперед и с серьезным видом глядя куда-то в пространство; — вы хотите сказать...
— Да, — поспешно согласился Эмилиус, — это я и хотел сказать.
— Что? — удивилась мисс Прайс.
— Я имел в виду то, с чем я это путаю.
— С чем?
— С... — Эмилиус колебался. — С тем, что вы собирались сказать...
— Но интрасубстанциональное перемещение — это совершенно другое, — голос мисс Прайс звучал удивленно и несколько озадаченно.
— Да, да, — поспешно согласился Эмилиус, — это совсем другое, но все равно...
— Вы полагаете, что интрасубстанциональное перемещение — то же самое, что заставить ходить пустые ботинки.
— О да, — с облегчением сказал Эмилиус. — Ботинки. Так и есть.
— Или сделать так, чтобы костюм сам по себе вставал и садился.
— Д-да, — отозвался Эмилиус, менее самоуверенно.
— Но конечно, — с энтузиазмом продолжала мисс Прайс, — самые лучшие результаты дает белье, развешенное для просушки. — Она довольно рассмеялась. — Что можно делать с развешенным бельем — это просто удивительно.
— Поразительно, — с нервным смешком согласился Эмилиус.
— Кроме простыней, — уточнила мисс Прайс.
— Да, от простыней никакого проку.
— Это должен быть предмет одежды. Что-то, что можно заставить выглядеть так, словно внутри находится человек.
— Естественно, — довольно холодно сказал Эмилиус.
Поначалу мисс Прайс, озабоченная тем, что визит Эмилиуса затягивается, без конца обращала его внимание на те обстоятельства, в силу которых он не мог гостить у нее долго. Но потом, когда Эмилиус начал привыкать и радоваться обретению друзей, мисс Прайс стала огорчать мысль о его отъезде. А Эмилиуса беспокоил Лондонский пожар и судьба его комнаты на Крипплгейт. Кроме того, прочитав на кладбище о смерти своей тети, он считал себя обязанным заняться наследством.
— Я в любой момент мог бы вас навестить, — объяснял он, — если бы вы только за мной приехали.
Но мисс Прайс эту идею не одобрила.
— Что угодно, — говорила она, — только не болтаться между двумя веками. Каждому человеку нужна оседлая жизнь. По-моему, разумнее всего вам оставить вашу практику в Лондоне и обосноваться в доме вашей тети в Пеппериндж-Ай. А мы время от времени будем ходить туда на прогулки, и нам приятно будет думать, что вы там живете. Будет казаться, что вы рядом.
Эмилиус обдумал ее слова.
— Это хороший участок земли, — сказал он, но голос его звучал печально.
Присутствовавшая при сем Кэри, желая утешить Эмилиуса, пообещала:
— Мы будем часто туда ходить. И сидеть на камнях в гостиной, там, где был камин, совсем-совсем как будто рядом с вами...
Эмилиус взглянул на нее.
— Мне бы хотелось, чтобы вы увидели дом, — сказал он. — Таким, какой он был в мое время.
Кэри обернулась к мисс Прайс.
— Можно, мы съездим разочек? Мисс Прайс поджала губы.
— Вечно этот «разочек», Кэри. Вы уже съездили «разочек», а теперь надо возвращать мистера Джонса домой.
— А если мы обещаем не задерживаться ни минуты, ни секунды, когда будем его отвозить, можно нам тогда как-нибудь съездить его навестить и посмотреть дом его тети?
Эмилиус заглянул в лицо мисс Прайс и грустно уставился на лужайку.
— Не то чтобы я не была рада съездить повидать мистера Джонса, особенно в этом милом домике, — начала мисс Прайс, явно испытывая неловкость, — но...
— Но что? — спросила Кэри.
— Я же за вас отвечаю. Нельзя предугадать, что может случиться во время этих отлучек...
— Ну какая же это отлучка, — рассудительно сказала Кэри, — просто съездить и навестить мистера Джонса в его тихом домике. В Пеппериндж-Ай, не больше двух миль отсюда.
— Я знаю, Кэри, — заметила мисс Прайс. — Но вспомни тот тихий денек, который мы планировали провести на море.
— Так то был людоедский остров. Это совсем другое дело. А то хорошенький домик тети мистера Джонса. В Пеппериндж-Ай...
— Всего один раз, — попросил Эмилиус. — Скажем, через неделю после моего отъезда. Просто взглянуть. А после вы сможете приходить туда мысленно...
— Мысленно? — с сомнением спросила мисс Прайс.
— Я имею в виду прогулки туда, где стоял дом. И где мы будем вспоминать друг друга.
Мисс Прайс долго сидела молча. Невозможно было понять, о чем она думает.
— Мне не нравится летать вопреки природе... — внезапно сказала она.
— А разве метла... — удивилась Кэри.
— Нет, — отозвалась мисс Прайс, — это другое дело. Это допускается: ведьмы всегда летали на метле. — Она помолчала. — Нет, я не знаю, как это сформулировать, и вообще мне не хотелось бы об этом упоминать, но невозможно обойти тот факт, что, насколько нам известно, мистер Джонс уже давным-давно умер и похоронен.
Эмилиус хмуро уставился на траву у себя под ногами. Этого он не мог отрицать.
— Я говорю вовсе не в упрек ему, — продолжала мисс Прайс. — Рано или поздно это случится со всеми нами. Но мне кажется неразумным и неестественным поддерживать отношения с тем, кого больше нет.
Эмилиус вздохнул.
— Но на кладбище нет записи о моей смерти, — заметил он. Мисс Прайс поджала губы.
— Это ничего не доказывает. Мы не смотрели в пристройке за новой оградой.
— Давайте не будем, — поспешно сказала Кэри.
МНЕНИЕ ИЗМЕНИЛОСЬ
Мисс Прайс так и не отказалась от первоначального плана. Как только прибыла из чистки одежда Эмилиуса, его отвезли домой. Они высадили Эмилиуса в Козлином переулке, ночью, и не остались там ни минуты. Мисс Прайс никогда не любила долгих прощаний, а на этот раз, стараясь щадить общие чувства, держалась почти по-деловому. Она не пожелала «заглянуть наверх» отведать вишневой наливки. Она загнала ребят обратно на кровать с почти неприличной поспешностью и оставила мрачного Эмилиуса, облаченного в темную мантию, одного на освещенной луной улице.
13
Мисс Прайс имеет в виду то устаревшее, по ее мнению, направление магии, в котором важную роль играл такой вредоносный обряд: из воска изготавливали куклу, изображавшую человека, которому хотели причинить зло, и, произнося слова заклинания, кололи ее булавками. Считалось, что человек после этого может заболеть, а то и умереть.