— Согласен. Холмики в Батон-Руже — великое утешение после ваших низин.
— О, не троньте мои низины! — взмолилась мисс Равенел.
— Не трону, клянусь, — обещал подполковник. — Даже в вашем отсутствии.
В тоне и всей повадке этого господина был некий аристократический шик. Он не считал себя в чем-либо хуже своих собеседников и был по-своему прав; в той мере, во всяком случае, в какой это касалось его родовитости и положения в обществе. Во-первых, вирджинские Картеры были из самых лучших колониальных семейств; во-вторых, он окончил Вест-Пойнтскую академию и был выпущен офицером еще в те времена, когда армию не набирали из волонтеров, не давали военных чинов штатским людям и кадровые армейские офицеры составляли подобие замкнутой касты, вроде индийских браминов. Впрочем, он дослужился тогда всего лишь до лейтенанта, и его имя исчезло из воинских списков еще за несколько лет до начала этих событий. А в подполковники Картер вышел совсем недавно, на основании губернаторского приказа, вступив волонтером в армию. Он служил в сформированном тому лишь три месяца Втором Баратарийском волонтерском полку, который, впрочем, вскоре себя показал при отходе из Булл-Рана. Картер недавно расшиб лодыжку при падении с коня и получил трехнедельный отпуск для излечения; однако не лег в вашингтонский госпиталь и не поехал развлечься, как это бывало, в Нью-Йорк, а занялся неотложнейшим делом, к сути которого мы еще подойдем. Отпуск его уже истекал, но он отправил письмо в военное министерство, прося еще десять дней, и ждал, ничуть не волнуясь, ответа из этого адского логова. Если даже получится так, что он самовольно просрочит свой отпуск, уж он найдет что сказать армейским начальничкам или на следствии.
Подполковнику решительно нравилась молодая особа, которой он был представлен. Прежде всего он не мог не признать, что в ней изумительно сочеталась юная свежесть с безукоризненно светской манерой, без которой Картер не мыслил себе настоящую леди. Потом, она была сходна в чем-то с его покойной женой; и хотя Картер был неверным и беспечным супругом, он хранил в своем сердце некоторую нежность к покойнице, что, впрочем, не так уж редко встречается у вдовцов. Увидев, как хочется мисс Равенел поболтать о Луизиане, он решил, что сумеет занять ее, не напрягаясь излишне и не опасаясь соперничества. И они погрузились в беседу о родном штате мисс Равенел.
— Приходилось ли вам встречаться с Мак-Аллистерами? — спросил подполковник. — Боюсь, что вы не встречались. Они жили вверх по реке и редко ездили в город. А какая была плантация! Старое южное гостеприимство в наилучшем луизианском стиле. Кто умел действительно жить — это плантаторы. Не будь я солдатом, точнее, если бы я мог поступать как мне заблагорассудится, — непременно завел бы плантацию сахарного тростника. Я разорился бы, ясное дело; здесь надобно кучу денег и вдобавок талант коммерсанта. Или, во всяком случае, чтобы вам безумно везло. Кстати, если война продлится пять-шесть годков, эти господа пойдут по миру.
— Пять-шесть годков! — воскликнул профессор Уайтвуд изумленно, но без укора — настолько абсурдным он полагал это мнение. — Вы думаете, полковник, что мятежники столько продержатся?
— Отчего же. Десять — двенадцать миллионов на собственной территории — кстати, очень тяжелой для наступающих войск — могут дать сильный отпор. Подготовлены эти южане не хуже нас, а быть может, и лучше. Фридриха Прусского не одолели за целых семь лет.[21] Пять-шесть лет на южан — это умеренный срок. Конечно, — он рассмеялся, — я говорю это как специалист и совершенно секретно. В публичной речи на митинге, как патриот (тут он опять рассмеялся), я дам трехмесячный срок. Три месяца, и мы победим, господа! — вскричал он, откинув голову и выпятив грудь в подражание оратору.
Мисс Равенел от души веселилась, глядя, как Картер насмешничает над врагами ее штата.
— Но разве им выдержать гонку с нами, если война так затянется? — задал вопрос профессор.
— Не выдержат — проиграют войну, при условии, конечно, что мы не дадим им спуску. Мы богаче и, значит, побьем их. В конечном счете дело решают цифры. Да, мисс Равенел, еще позабыл вас спросить, а Слиделлов вы знавали?
— Почти не встречались.
— Почему же? Они вам не нравились? Приятные люди. Правда, чуточку парвеню.
— Нет, Слиделлы — ультра; а папа совсем других взглядов.
— Совсем других взглядов! — откликнулся Картер, повернувшись и глядя на доктора с большим любопытством, не потому что тот оказался противником мятежа, а потому что он приходился отцом его собеседнице. — От души сожалею, что не сумел познакомиться с вашим отцом ранее. Поверьте, не столь уж я глуп, чтобы предпочесть Батон-Руж Новому Орлеану. Я просился туда, добивался, но военное министерство упрямо. Впрочем, — сказал подполковник со своей полупочтительной, полунасмешливой дерзкой улыбкой, — если бы там, в Вашингтоне, знали, что я теряю из-за их несговорчивости, то, наверно, сдались бы.
21
Речь идет о Семилетней войне (1756–1763), в которой король Фридрих II воевал с коалицией европейских держав.