— Готов хоть сию минуту, — ответил Колберн.
Мисс Равенел вспыхнула, но ничем более не показала, что намек ей понятен.
— А кому, скажите на милость, нужны престарелые кавалеры? — продолжал свое Колберн.
— Как кому? Мне нужны! Я оставила в Новом Орлеане сорокалетнего кавалера.
— Сорокалетнего? Как вы решились расстаться с ним?
— Я уехала вся в слезах.
— Ах, вот почему вы не хотели уехать на Север! И ему было сорок?
— Сорок, что ж тут особенного. Разве сорокалетний поклонник не может быть обаятельным? Ведь вы поклоняетесь в Новом Бостоне сорокалетним дамам. Более того, у меня есть еще поклонник, изо всех самый любимый, и ему уже за пятьдесят.
— Ваш отец?
— Вы сегодня догадливы. А раз так, объясните мне тайну. Почему ваши зрелые дамы в таком восторге от этих младенцев? Им не нравится подполковник. Они не ищут вашей компании. У них одно на уме — как позабавить студентов.
— Так уж у нас повелось в университетских городках в Новой Англии. Я вам сейчас объясню. Когда девочке минет пятнадцать лет, она начинает мечтать о студентах; это все же не подмастерье и не мальчишка от мясника. Студент для нее — идеал. Бог создал мир для того, чтобы были студенты. А самое лучшее, если студент — ваш земляк. Надо ли говорить, как галантны южане.
— О да, мне это известно.
— Пятнадцатилетняя девочка влюблена в первокурсника. Он переходит с курса на курс, флирт идет своим чередом. Студент получает диплом, уезжает, обещает вернуться, забывает свое обещание. А она остается влюбленной в него на всю жизнь или внушает себе эту мысль, лелеет мечту, утешает себя ложью. С этих пор она уже ни на кого не глядит; не знающий латыни и греческого для нее не мужчина. Предпочитает она теперь старшекурсников. Когда ей исполнится тридцать, не брезгует богословами. Но кто бы он ни был, прежде всего Он — студент. Говорят, если акула попробует раз человечины, ее не приманишь больше ничем.
— Не будьте жестоки!
— И таков этот странный недуг, — продолжал свои рассказ Колберн, — что город наш переполнен старыми девами. Говорят, что студент как-то бросил камнем в собаку и подшиб сразу семь старых дев. Но нет худа без добра. Все эти старые девушки воспитаны и образованны, и студентам небесполезно их общество. Они принесли себя в жертву — женщинам это вообще свойственно — на благо своим ближним.
— Что ж, если будете в наших краях, я вас представлю тридцатилетней даме из Нового Орлеана. Она мне приходится тетушкой или кузиной, точно не знаю, и зовут ее миссис Ларю… Брюнетка с прелестными карими глазками. Настоящая луизианка!
— Вот как! А кто же позволил вам быть блондинкой?
— Я — в папу. У него голубые глаза. Его родина — Южная Каролина. Там живет белокурый народ.
Читатель уже заметил, я полагаю, что и эта беседа не поражает своей глубиной. Если первое место по вялости занимает беседа влюбленных, то вторым идет рядовой разговор двух юных существ мужского и женского пола. Оба молоды, мало что знают в жизни, у них еще нет глубоко продуманных мыслей. Вдобавок оба робеют, скрывают тягу друг к другу, взволнованы близостью, быть может, мечтают о браке. Некоторые утверждают, и возможно, что это правда, будто в смешанном обществе дам и мужчин подлинно красноречивы лишь те, кто состоит в супружестве или предан пороку. А потому льщу себя надеждой, что не отступил далеко от истины, когда записал этот мало чем примечательный разговор двух чистых душой молодых людей. К тому же пора нам кончать с пикником. Цыплята все съедены, сандвичи — тоже, шампанское выпито, сигар не осталось, компания села в коляски и омнибусы. И вот наш экипаж со всеми героями стоит у подъезда Новобостонской гостиницы. Подполковник выходит, с ним мисс Равенел; портье вручает ему телеграмму.
— Прошу прощения, — говорит он и читает депешу, поднимаясь по лестнице. А в гостиной он останавливается, берет ее за руку и впервые обращается к ней без всякой шутливости:
— Мисс Равенел, я вынужден с вами проститься. Мне отказали в дальнейшем отпуске, и я выезжаю немедленно в Вашингтон. Поверьте, мне очень жаль. Надеюсь, что мы еще встретимся.
— Прощайте, — отвечает она.
Он сжимает ей руку, и она не может или не хочет более добавить ни слова.
Он покидает ее, спешит к себе в номер, укладывает чемодан и через двадцать минут отбывает; когда надо проявить оперативность, подполковник не знает равных себе по энергии.
Мисс Равенел в глубокой задумчивости идет к своему отцу. Она испытывала удовольствие в обществе этого светского, немолодого, бравого офицера, и ей грустно с ним расставаться.