Выбрать главу

— Если меня спросят, я в комнате мистера Стануэя. Мистер Хоулдернесс хочет посмотреть бумаги по Джардину.

На это мисс Лодден заметила, что мир уж как-нибудь обойдется без него некоторое время, и он вышел, хлопнув дверью сильнее, чем одобрил бы мистер Хоулдернесс.

Катерина Уэлби села туда, где сидел Джеймс Лесситер в свой последний визит к нотариусу. Окна выходили на Мейн-стрит. Они были закрыты, с улицы доносился приглушенный шум. Свет, бьющий слева, падал на портрет одного из Стануэев — Уильяма. Ничего нельзя было разглядеть кроме того, что это — портрет. Прошлое поглотило его. От портрета исходило ощущение респектабельности и мрачности.

Мистер Хоулдернесс представлял собой живой контраст Уильяму — яркие щеки, красивые густые волосы, темные дуги бровей над карими глазами. Зная Катерину с детства, он обращался к ней по имени. Эхо его раскатистого голоса донеслось до Алана, идущего по коридору.

Разговор продолжался минут двадцать. Катерина, обычно не склонная к откровенности, на этот раз не сдерживала себя. Под смущенным взглядом Хоулдернесса она изложила ему детали своих затруднений, вверяясь его влиятельному вмешательству.

— Видите ли, некоторые вещи я продала.

— Моя дорогая Катерина!

— Человеку же нужны деньги. И вообще, почему бы и нет! Тетя Милдред мне их отдала.

Мистер Хоулдернесс был шокирован.

— Что именно вы продали?

— Ну, всякие мелочи — миниатюру Козуэя…

Он в ужасе всплеснул руками.

— Ее так легко отследить!

— Говорю же вам, тетя Милдред мне ее отдала. Почему я не могла ее продать?! Конечно, мне хотелось бы оставить этот этюдик у себя, он был просто прелесть. Романский период — кудри, газовый шарф, — как портреты леди Гамильтон. Ее звали Джейн Лилли, она какой-то их предок. Но мне нужны были деньги, вещи сейчас так дорого стоят. — Это она повторила несколько раз: — Я должна иметь приличествующую сумму денег, вы меня понимаете?

Цвет лица мистера Хоулдернесса приобрел темный оттенок. Он сказал, отступив от своей обычной учтивости:

— По одежке протягивай ножки.

На это Катерина покаянно улыбнулась.

— Моя беда в том, что я люблю дорогие вещи.

Он резко сказал, что она поставила себя в двусмысленное положение.

— Как же вы могли продать не принадлежащие вам вещи! И Джеймс Лесситер это подозревал. Он сидел на том самом стуле, где вы сейчас сидите, и сказал, что уверен в том, что вы выманивали имущество у его матери.

Катерина продолжала улыбаться.

— У него всегда была в характере эта карательная черта. Хорошо, что Рета за него не вышла. Я всегда ей об этом говорила.

Мистер Хоулдернесс зашипел:

— Чш-ш! Он сказал мне, что готов возбудить судебное преследование.

— Мне он тоже это сказал. — Она помолчала и добавила. — Так что мне пришлось к нему пойти.

— Вы ходили к нему? Когда?

— В ту самую среду. Но у него была Рета, и я ушла.

— Моя дорогая Катерина!

— Но я вернулась — позже.

— Что вы говорите?!

— То же, что вы — что я в очень двусмысленном положении. Или окажусь в нем, если все это выплывет.

— Я не вижу причин, почему это должно выплыть. Вы можете держать язык за зубами, не так ли?

— О да… придется держать… держу. Буду и дальше помалкивать, если удастся.

— Не улавливаю.

— Видите ли, там есть одна назойливая старая дева из гувернанток, она сунулась в это дело. Она гостит у миссис Войзи.

— Дорогая Катерина, как она могла вмешаться?

— Ее притащила Рета. Кажется, она воображает себя детективом.

Мистер Хоулдернесс с облегчением откинулся в кресле.

— Я думаю, полиция ее укоротит. Они не любят, когда лезут в их дела.

— Она была гувернанткой Рэндала Марча, — сказала Катерина. — Рета говорит, он ее превозносит до небес. Вчера она ко мне приходила, и должна сказать, она отлично сложила из кусков целое.

— Что вы имеете в виду, Катерина?

— Не думаю, что Рета проболталась, это на нее не похоже. Но эта мисс Силвер знала или догадалась про вещи из Меллинга и про намерения Джеймса. Она догадалась, что я поэтому и звонила Рете в ту среду, и если эта девчонка Лукер подслушивала на коммутаторе, я влипла. Конечно, глупо было говорить об этом по телефону, но мне только перед этим звонил Джеймс, так что если кто подслушивал, они и так все знали, а я была в отчаянии. И сказала об этом Рете.

— Остается надеяться, что эта молодая телефонистка не подслушивала.

Катерина не принимала ее в расчет.

— О, не думаю, не могут же они все время слушать. Меня беспокоит мисс Силвер. Она знает про эту чертову бумагу, даже не пойму откуда. Если она будет продолжать в том же духе, мне не миновать суда. Я вот подумываю, не лучше ли пойти в полицию, дать показания, да и дело с концом.

Мистер Хоулдернесс всполошился.

— Исключительно неуместно и даже… — он сделал паузу, — опасно. Будьте благоразумны, моя дорогая Катерина…

Десять минут спустя Катерина собралась уходить. В дверях она обернулась и ангельским голоском произнесла:

— Хорошо, я не буду делать опрометчивые поступки, обещаю.

Алан Гроувер, выйдя из комнаты Стануэя, увидел, что она улыбается. Он слышал ее слова, но не слышал, что ответил Хоулдернесс. Он шагнул к ней, и они вдвоем пошли к лестнице. От нее исходил запах фиалок. Его сердце билось. Алан не мог придумать, что сказать, но если он ничего не скажет, она просто уйдет! Что сказать, когда в сердце столь запретное чувство? Он покраснел от этой мысли и торопливо буркнул банальное:

— Вы поедете на автобусе?

— Ну да.

— А вы не остались бы в Лентоне на ленч? Не хотите ли со мной пообедать?

Он не знал, как ему удалось это выговорить. Лицо его пылало. Но она не рассердилась, а наоборот, улыбнулась.

— Это ужасно мило, Алан, но мне надо домой.

— Я… — я все готов для вас сделать, миссис Уэлби.

— Да что ты? Вряд ли. Хотя нет, я верю, что можешь. Ты такой милый мальчик. Приходи ко мне, как всегда.

— О, миссис Уэлби, можно?

Она с улыбкой кивнула, встретилась с ним глазами, и улыбка перешла в смех.

— Знаешь, не надо делать глупости.

— Разве это глупо — любить вас?

— Очень глупо. — Она все еще смеялась. — Но приятно. Пока!

Она потянулась, чмокнула его в щеку и сбежала по ступенькам, на ходу помахав рукой.

Глава 38

Промелькнула суббота. Катерина Уэлби купила крем, коробочку пудры, новую губную помаду и ближайшим рейсом вернулась в Меллинг. У Алана Гроувера в субботу был сокращенный рабочий день, он наскоро проглотил ленч, сходил домой, помылся, почистился и снова ушел, сказав, что идет смотреть игру в дартс. Он вернулся в половине одиннадцатого, лег спать, но сон упорно не шел.

В соседней комнате миссис Гроувер в сотый раз решила, что нужно что-то делать с его скрипучей кроватью. Как только он поворачивался, она скрипела, как ржавые дверные петли, а почему здоровый мальчик вертится в кровати, ее не касалось. Все мальчики и девочки одинаковы: приходится беспокоиться об их зубах, учебе, любовных делишках. Алан ведет себя так, будто у него есть что-то на уме, но стоит ли над этим ломать голову? Жаль, что у них не сладилось с Глэдис Лукер, она милая девочка и его обожает. Но так уж повелось — мужчина не будет мужчиной, если хоть раз в жизни не подурачится, так пусть уж лучше раньше, чем позже. Он молодой, все перемелется. Женится, остепенится, да и Дорис тоже. А потом пойдут хлопоты с внуками — никуда не денешься. Она натянула одеяло на уши и заснула.

Воскресное утро было чистым и прозрачным. Миссис Фаллоу не нужно было идти на работу, но, забросив домашние дела, она помчалась в Меллинг-хаус, чтобы ничего не упустить. Если, к примеру, Сирила арестовали, для нее было бы оскорблением услышать эту новость от кого попало, а не из уст самой миссис Мейхью. Проходя мимо Гейт-хауса в пол-десятого, она подумала, что сегодня миссис Уэлби поздненько залежалась — молоко так и стоит у двери, и дым не идет из трубы. Она сказала миссис Мейхью, что хорошо бы и ей иметь столько времени валяться в постели по утрам.